Юрий Бурносов - Революция 1. Японский городовой

– Кого ловим-то, ваше высокоблагородие? Небось, политический?

– Политический, – буркнул Рождественский. Он сразу узнал деятеля РСДРП Джамбалдоржа, пусть даже тот изрядно помолодел в сравнении с фотографиями, имевшимися в Охранном отделении. Джамбалдорж вроде бы скрывался где-то в Европе, а там не то что лицо – надо будет, и срамной уд новый приштопают, были бы денежки. А денежек, как не раз убеждался подполковник, у господ социал-демократов хватало.

– Не уясню я никак, что им такое надо, – забухтел извозчик. – Супротив царя-батюшки попереть, это ж что в голове быть должно?! Живется им плохо, что ли, ваше высокоблагородие? Вон, вижу, и в Думе сидят, и везде, в польтах с воротниками, тросточки у них, часы золотые фирмы «Буре» с чапоцками… Мало, что ли?

– Значит, мало, – поддержал разговор подполковник. Он не гнушался вот таким общением с извозчиками, половыми, приказчиками и прочей швалью, которая подчас знала больше и соображала лучше, чем многие его подчиненные. – А ты сам-то что бы с ними сделал?

– Знамо что – на каторгу. Тут есть которые говорят удавить или, там, расстрелять, но это ж невыгодно. Нагадил – иди работай, чтоб, значитца, государству было от тебя благосостояние. А то дави его да еще закапывай – растрата одна. А коли бог рассудит, то и сам на каторге сдохнет.

– Тебя бы, братец, в министры, – хмыкнул Рождественский. Извозчик и в самом деле рассуждал здраво, подполковник и сам прекрасно понимал, что политика императора в отношении его противников слишком уж мягкотела. И угораздило же царскосельскому суслику получить прозвище Кровавый! Даже Иван, и тот был всего-то Грозным…

– Так что ж, ваше высокоблагородие, – продолжал извозчик свои рассуждения, – они небось не сами по себе-то воду мутят? Платят им, поди? Точно, платят, вот помяните мое слово. А кто же платит? Германцы, поди? А то и англичане, они могут… Или жиды? Жиды, точно!

– И германцы платят, братец, и жиды, и англичане, – сказал подполковник. – Кто дает, у того и берут.

– Вишь, аггелы [22] Аггел – по установившемуся в русской речи употреблению означает падшего ангела, «служителя дьявола» . Я и говорю: на каторгу их. Кайло, лопату, и пущай трудятся, покамест не сдохнут.

Извозчик обернулся через плечо, ища одобрения у пассажира. Тем временем шедший впереди экипаж остановился, и монгол Джамбалдорж спрыгнул на мостовую.

– Держи, братец! – Рождественский бросил вознице полтинник, дождался, пока Джамбалдорж отойдет чуть подалее, и тоже выбрался наружу.

Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая тем временем пил сельтерскую воду из стакана и изучал представленные ему статистические данные о двадцати годах его правления. При этом он напевал песенку, сочиненную скрипачом Гулеско, в которой распевалось про офицеров царского конвоя, забывших в публичном доме уплатить по счету. Песенка кончалась припевом: «Отдай мне мои три рубля»; царь эту песенку весьма любил.

Цифры не могли не радовать. За двадцать лет правления Николая II население империи возросло на пятьдесят миллионов человек, то есть на сорок процентов; естественный прирост населения превысил три миллиона в год. Благодаря росту сельскохозяйственного производства, развитию путей сообщения, целесообразной поставке продовольственной помощи, «голодные годы» в начале ХХ века уже отошли в прошлое. Неурожай более не означал голода: недород в отдельных местностях покрывался избытком зерна в других губерниях.

Урожай хлебных злаков (ржи, пшеницы и ячменя), достигавший в начале царствования в среднем немногим более двух миллиардов пудов, превысил четыре миллиарда.