Журнал «Если» - «Если», 1992 № 02

— А почему вы не можете охотиться где-нибудь подальше от полей? — спросил Кинфидий. — Нам же надо кормить наши семьи. И нас так много, что одной охотой мы не проживем.

— А где же тогда охотиться? — пожал плечами кентавр. — Ведь мы кочуем, и всякий раз, когда мы возвращаемся на старые места, оказывается, что долин распахано больше, чем прежде, деревьев срублено больше, а поля поднялись выше по склонам. Даже в Гойкокоа Этчеа, на родине моего племени, начали появляться поля…

— Если вы выберете себе одну какую-то область, земледельцы оставят ее кентаврам, — сказал Кинфидий.

— Хоть Гойкокоа Этчеа и велика, она не может кормить нас круглый год. Нам нужно вдесятеро больше. А если ты имеешь в виду еще и скифских и иллирийских кентавров, так и в сто раз больше.

— Почему бы вам не перебраться в Сарматию и дальше к востоку? В тамошних пустынных степях никто не живет.

— Сарматия! Может быть, пахарю она и покажется пустынной, но я кое-что слышал от скифских кентавров. Туда двинулись ахейцы — настоящие великаны, и у каждого по двадцать коней, которым ничего не стоит съесть на завтрак тебя или меня. Эти ахейцы способны скакать на своих конях всю ночь и весь день сражаться. Клянусь Эйнко, я предпочту держаться от них подальше.

— Ну, уж в Африке-то никто не живет! Так поезжайте туда, — предложил человек.

— Если бы мы и могли все туда переправиться…

— У нас есть корабли. Чтобы перевезти вас всех понадобится не меньше двух лет, но…

— Если бы мы туда и переправились, нам бы там не понравилось. Неподходящее место для кентавра! Жара, сушь, дичи мало… Нет уж, спасибо! Но вы согласны отвезти нас в какое-нибудь другое место?

— Да, в любое! То есть в разумных пределах. Назови его.

— Перед тем, как разгорелась война, у меня был друг — юноша, ходивший в одно из тех плаваний, для которых вы постоянно снаряжаете корабли. Он рассказывал, что побывал в краях, где водится множество разной дичи и где даже растут священные поганки, которыми мы горячим кровь в праздник Лунных плясок… Мой приятель говорил, что место это людям мало подходит, зато кентаврам наверняка понравится. Горы с лугами по откосам, и никаких тебе равнин. Сеять этот ваш ячмень там негде. Ну, и отдайте нам эту землю!

— Погоди-ка! Уж не о последнем ли плавании Киприя ты говоришь?

— Да, мой друг плавал на его корабле.

— Нет, клянусь Матерью Хлебодательницей! Как я могу уступить вам эту землю? Нам же самим о ней пока ничего не известно. Вдруг там столько олова и янтаря, что не нужно будет больше плавать в Туле? А может, там есть жемчуг или пурпурницы? Ведь мы даже не знаем, что вам отдаем!

— Разве Киприй говорил, что видел там олово или жемчуг? Его матросы ничего об этом не знают. А мы отправимся либо туда, либо никуда — это мое последнее слово. Мне ведь стоит только кивнуть, и война снова начнется.

Человек вскочил. У него даже губы побелели от гнева.

— Ну так начинай войну! Пусть мы до сих пор не побеждали, но и поражений не терпели!

Иратсабал рывком поднялся с земли.

— В битвах вы нам не уступаете, не спорю. Но погодите! Мы умеем воевать и по-другому. Ночью мы будем вытаптывать ваши поля, днем нападать на вас из засады. Вы не посмеете подходить к лесу ближе, чем на полет стрелы. Мы будем гонять по полям ваших овец, пока они не исхудают, а на поле не останется ни единого колоса. Полны ли у вас житницы, Кинфидий? Сумеете ли вы дотянуть до следующей весны и сохранить зерно для нового посева?

Человек тяжело опустился на стул.

— Да как же я могу обещать землю, которая мне не принадлежит? Ею могут распоряжаться лишь те, кто дал Киприю корабли.

— Заплати им зерном, которое останется целым на полях. Или еще что-нибудь придумай. Если нужно, мы сами добавим оленьи и турьи шкуры, сколько понадобится.

Кинфидий поднял голову.

— Ну хорошо, Иратсабал, — сказал он устало. — Мы отдаем вам Атлантиду.

Перевела с английского Ирина ГУРОВА

Павел ГУРЕВИЧ, доктор философских наук, главный редактор журнала «Интеллектуал»

Многие стремились распознать будущее, тем более, что цена прогноза, как, например, в рассказе Карин Андерсон, была весьма высока. Мистики разных культур рассчитывали разомкнуть узы времени. Древние пророки возглашали волю Бога. Искушая судьбу, смертные пытались изменить собственный жребий. Человеческий род издавна соприкасался с некоей тайной, которую античные греки называли роком или фатумом, христиане — предопределением, буддисты — кармой, а марксисты — закономерностями исторического процесса. Провозвестия, однако, довольно редко меняли сюжеты истории.