Михаил Савеличев - История Геродота

Когда Геродота посадили в тюрьму (совершенно справедливо, о чем бы там не выла досточтимая Таис), Аристотель пересмотрел все его свитки, книги, дощечки, но и там не нашел понимания. Каждая буква прошлого была пропитана воинским потом и окроплена кровью патриотов, но они ничего не добавляли к тому, чему Аристотель был свидетелем - жирная скотина Распорядитель-экономист никак не находил поводов к тому, чтобы похудеть.

Следующим вопросом повестки было изведение змея.

Аристотель мрачно предложил гадину не трогать, а наоборот - приручить ее всевозможными способами. Например, скармливать змею всех подвернувшихся пиратов, контрабандистов и мздоимцев. "А зачем?" - осведомился Архистратиг. А затем, чтобы нес тот службу государственную, из под воды чуя финикийцев. "Не обожрется?" - резонно заметил Демосфен. Аристотель прикинул, подсчитал и парировал, что столь обильная пища наверняка привлечет еще кого-нибудь из его змейского племени, а уж вдвоем - втроем гады пучинные справятся.

Распорядитель-экономист, судя по всему, язвительности беседы не уловил, и идея о приручении змеев произвела на него самое благоприятное впечатление. Он напомнил о давнишней заявки из Фессалии на всяких чудных животных для тамошнего зверинца. "Вот и лови его на свое брюхо", - разъярился Аристотель. Демосфен рассмеялся и приказал принести кувшины с кофе.

Змея действительно было всем как-то жалко, но слух о нем ширился, в последующие месяцы купцы могли задрать цены на перевозку из-за этой мнимой опасности, а проклятые деньги решали все. Аристотель вновь мрачно предложил набить какого-нибудь гражданина потолще ядовитыми травами и отдать на растерзание чудовищу, дабы тот жизнью своей благородной город великий спас от угрозы, прославив в веках храбрость эллинов и память оставив по себе благодарную. Гад же морской не настолько голодный, дабы кидаться на храбрых людей и достойных, опасливо погладил свой живот Распорядитель-экономист, может он пищи плохой и не взять, нюхом звериным почуяв обман, и вновь корабли и торговцев пугать и тиранить, амфоры красть и смрадом на девок дышать...

Архистратиг захлопал в ладоши, возвращая граждан достойных с турнира поэтов, честь самому Аполлону... тьфу, а при чем тут девки? Обсуждение вопроса вновь продолжилось прозой. После длительных диалогов пришли к выводу, что реальных способов справиться с гадом всего два - поймать его в сети или глушить прямо в стихии морской бочками с волшебным огнем. Опыт такого варварства, после которого рыба всплывала брюхом вверх, уже имелся - года два назад так справились с нашествием пиратов на потаенных лодках, как змеи пробравшихся в гавань и топивших суда. Потом еще долго вылавливали в океане разрозненные части берберцев, а акулы совсем перестали нападать на купающихся граждан, обожравшись дармовым угощением.

Несмотря на протесты Распорядителя-экономиста, большинством решили испробовать все-таки бочки, предварительно удалив из гавани торговые галеры и прогулочные яхты, чтобы случайно не повредить. Архистратиг приказал выделить все нужное для зоомахической экспедиции и сварить в нужных количествах волшебного огня. В конце аудиенции, когда толстяк выкатился из трапезной, Аристотель, про себя ругая достойную Таис, обратился к Демосфену с просьбой разрешить Геродоту посмотреть на маневры. Архистратиг показал на вазу с сушеными фигами и выразился в том смысле, что - фиг ему.

Конец времени из поэтического образа превратился в заурядный зуд, и Геродот догадался, что если ему не удастся выбраться из проклятой ямы, то он кого-нибудь тут придушит. Хотя бы храпящую и пускающую слюни путану. Он воочию видел громадные космические песочные часы, где буран несбывшегося выродился в легкий бриз, и по барханам свершившегося величаво переступали верблюды, изредка останавливаясь, чтобы выдрать очередную колючку. Неожиданно для самого Архистратига, он выбрал для провинившегося самое жесткое наказание - мучение неудовлетворенным любопытством. Геродот вытер слезы и снова заорал.

Неожиданно рев его возымел некоторое влияние - крышку люка откинули, внутрь просунулась мальчишечья голова и ребячьи глазенки уставились на онемевшего узника. Мальчик шепеляво спросил: "Што слущилось?", и Геродот пал на колени и молитвенно поднял руки к вероятному спасителю. Однако боги послали ему уж очень несмышленого, если не сказать - туповатого гонца.

Мальчишка постоянно отвлекался, пропадал, шастая по покинутым охранниками кельям, приволакивал оттуда всякий хлам и бросал им в Геродота, смеясь и повизгивая как поросенок. Юноша продолжал стоять на коленях, отчаянно снося пытку Олимпийцев, лил жертвенное вино на жертвенный сыр и обещал сжечь их в ближайшем храме во славу Зевса-громовержца... легконогого Гермеса... могучего Геракла... темного Аида... божественной Артемиды... но анонимный божок продолжал свои шалости, и задумавшемуся над списком остальных богов и героев только по счастливой случайности удалось избежать удара по голове тяжелым боевым щитом гоплита, непонятно как вообще оказавшегося в барахле стражников и как маленький паршивец дотащил его до дыры.