Михаил Савеличев - Олаф, сын Улафа

Но вот мрак раздвинулся, что-то громадное и тяжелое ударило в пехотинцев, разорвало, разодрало железную цепь и в этот проход хлынули яростно орущие варвары. Словно штормовое море разметало хрупкий деревянный причал, изломало, покалечило настил и опоры, и унесло с собой, не оставив никаких следов. Лишь мертвые тела лежали на окровавленных камнях и мертвые испуганные глаза смотрели в грозовые тучи с немым вопросом: "За что наслана на нас эта кара, Господи?"

Корабли стали неповоротливыми от сокровищ и рабов. Волны услужливо расступались, пропуская флотилию обратно к устью Днепра, а позади все еще пылали пожары и небо никак не могло очиститься от пепла. Птицы кричали человеческими голосами, словно души убитых боролись за их жирные тела - слишком многим погибшим в этот час нужно было найти себе новое пристанище.

Улаф должен был быть довольным походом. Сколько всего захвачено и сколько мало жизней отдано взамен! Но предчувствия охватили его и он никак не мог разобраться, что служило их причиной. Не было ни снов, ни знамений, только какая-то тяжесть легла на сердце, не давая ни дышать, ни радоваться вместе с дружиной. Квельдвульф сидел под навесом, прислушивался к шелесту моря под днищем лодки, смотрел на выцветшее южное небо, такое отличное от северных густых красок, которые искупали бедность и блеклость холодной природы.

Скованные рабы сидели на палубе, закрыв глаза и шевеля губами, молясь своему неблагодарному богу. Тут же лежал завернутый в ковры медный болван, шевеля в разные стороны башкой с рубиновыми глазами, которые кто-то уже пытался выковырять ножом, оставив длинные царапины на желто-красных щеках.

Путь домой показался короче, как это всегда бывает, когда движешься знакомыми путями к желанной цели. До Киева дружина Улафа добралась без всяких приключений - на порогах их никто не ждал, только обглоданные и омытые дождями кости печенегов. Между Устахольмом и Гардаром в Витахольме их встречали купцы, прослышанные о богатой добычи, отнятой викингами у непобедимой Византии. Со всех сторон света собрались стервятники и падальщики войны, жаждая наживы на чужих страданиях и смертях. Были здесь и киевские и новгородские купцы, пришли люди из Булгар, прибежали хазары, приплыли и византийцы, желая выкупить богатых пленников и перепродать их горевавшим родственникам.

Торг не переставал ни днем ни ночью, даже жара и ливни не были помехой спорам до хрипоты, расхваливанию нагих византийских красоток и мускулистых красавцев, взвешиванию золотых монет и тонких украшений, многие из которых тут же подвернувшимся камнем превращались в бесформенный комок, более удобный для хранения. Драки вспыхивали и переставали, так как не ярость питалась потоками драгоценностей и монет, а только жадность и алчность. Это было еще одно поле боя, который ни один уважающий себя викинг не намеревался покинуть без решающей схватки - хитрость на хитрость, прибыток на прибыток.

Приближалась зима, и, когда реки замерзли, дружина Улафа, как это и рассчитывалось, встала на зимовку под Новгородом. Здесь уже окончательно был произведен дележ добычи, согласие расторгнуто, и единая дружина вновь распалась на многочисленные группы. Кто-то следующим летом собирался вновь спуститься к Черному морю и пограбить прибрежные поселки, кто-то намеревался направиться вниз по Волге в богатый Булгар и дальше в Хазарию, где был большой спрос на диких северных смельчаков, Улаф же хотел только одного - вернуться домой. В поселке зимовало много скандинавов, но никто из них не был из мест, близких к владениям Улафа. Оставалось только ждать весны, чтобы вновь выйти в Балтику, увидеть родные берега и величественные фьорды.

Подвернувшийся гадальщик за хорошую цены раскинул свои костяшки и долго шептал над ними, подбрасывая в огонь щепотки пряностей, отчего в нем прорастали разноцветные языки. Старик утверждал, что конунга дома ждут только хорошие новости и нет никаких поводов для беспокойства - все враги умерли, друзья живы, в семье прибыток, а коровы и козы недоброжелателей издохли от неведомых болезней. Пожалуй такое мог и нагадать сам Улаф после безмерных возлияний, но из уст гадальщика это выглядело как-то убедительно, и Волк кинул ему еще одну монету с отчеканенным драконом и всадником. Добрая ложь требовала вознаграждения, ведь даже боги лгут, а что взять с человека?

Ночью ему приснился смеющийся Локи.

Дома на самом деле его ждали столь печальные новости, что он впервые понял - насколько же все это дешево стоит - золото и рабы. Верные слуги были молчаливы. Владение было испещрено следами сгоревших хижин и складов. Его ждала только Сольвейг, прижимая к груди маленького Олафа, а умница Сигурд и толстушка Хельга уже как год лежали в земле. Но не это оказалось самым страшным. Словно сам воздух во владениях конунга пропитался страхом и отчаянием, а люди, вдыхая эту отраву, постепенно превращались в безмолвные тени. Вечерами в углах теснились страшные призраки, протягивали когтистые руки к сидевшим у огня, так что приходилось все теснее сбиваться у очага, чтобы только не слушать их стоны и не чувствовать ледяные пальцы у себя на плечах.