Михаил Савеличев - Хуан и Хуанита

Она готова полюбить и высокомерных сучек, что косятся на них во время прогулок что твоя лошадь. Она будет улыбаться и молчать, ей ведь недоступны правильные и приличные слова. Она будет его немой женушкой. Единственное, что она не позволит, так это всякие многозначительные перемигивания с бывшими подружками и прочие чисто мужские компании с игрой в карты. Знает она и подружек, и игры эти с подстольным обслуживанием. Пусть только попробует, она всем махам в округе глаза повыцарапывает. Он ее и только ее!

Дону Хуану поначалу было смешно, лестно, но потом он начал пугаться. Нет, он не боялся ее шутливых угроз, но он почувствовал, что он сам желает этого - Хуаниты, одной и единственной Хуаниты на всем белом свете. Стоило ему представить самое короткое их расставание и сердце замирало в тоске. Сквозь свою девочку смотрел он теперь на мир и вне ее были пустота, тьма и холод. В ней собирались красота, краски, запахи и все остальное. Там, куда она не входила, царили затхлость, влага и плесень. Дон Хуан не любил плесени, особенно в своем доме. Он отпустил бороду как местные барбудос и готовился к революции. Хуанита чутко уловила перелом, суп закипел и не стоило подбрасывать в печь еще дров.

Она лишь в собственных сомнениях грызла по утрам ногти, смотрела на океан, восход и мерзла от свежего ветра. Ей хотелось забеременеть, но Господь не дал ей поблажки. Порой она плакала. Но вот однажды сонный дон Хуан в такой же ранний час вышел на веранду, выкинул пару хамелеонов в кусты, посмотрел на волны и сказал что пора собираться в Гавану. Партизанская война ему надоела и пришло время штурмовать казармы. Хуанита не особо поняла о чем он толкует, но послушно пошла одеваться. Она всегда беспрекословно слушалась своего мужчину.

Собирать ничего особо не пришлось. К своему удивлению дон Хуан обнаружил, что за все время их связи он купил Хуаните несколько платьев (если модные лоскутки, еле прикрывающие попу и грудь, можно было так назвать), да еще какие-то дешевые разноцветные безделушки. В отличие от всех его предыдущих любовниц, она была самая нетребовательная к вещам. Сам дон Хуан никогда ничего на свой вкус женщинам не приобретал и не любил этого делать, предпочитая оплачивать готовые счета, следя лишь за тем, чтобы количество нулей не превышало количества нулей на его банковском счете. Он был, что называется, скуп в своей щедрости - таких любят шлюхи, виснувшие на шее и упрашивающие купить вон ту замечательную побрякушку, и от таких страдают скромницы, не смеющие попросить несколько центаво на зубную щетку. Хуанита скромницей не была, но в очаге страсти совсем забыла, что надо во что-то одеваться.

Они были совершенно готовы к отъезду, но кости судьбы еще не упали нужным образом. Пеле брел по дороге к Гаване, порой подвозимый добрыми крестьянами, и тогда он, сидя на телеге, грозил кулаком своим преследователям и плевал в их мертвые лица. Дона Магда лежала в постели с ружьем, хохотала над письмами и фотографиями и никого к себе не допускала. Слуги чувствовали неладное, но до господина дозвониться не смогли - ураган порвал телефонные линии, а пригласить врача или духовника на свой страх и риск они не решались.

Ураган разрушил дороги, нагромоздив обломки пальм, домов и машин, дождь заливал проклятую землю, а в море гуляли высокие волны. Все три пути, чтобы покинуть курорт были перекрыты, светская жизнь переместилась в холлы гостиниц, в бары, где мощности генераторов хватало лишь на холодильники, а вести разговоры, пить ром и ругать погоду приходилось при свете свечей. Береговая охрана переселила всех из бунгало в каменные убежища отелей, и высший свет с некоторым удивлением обнаружил сколько же много его достойных представителей отдыхают на Варадеро инкогнито и отнюдь не с сыновьями и племянницами. Появление очередной парочки в сумрачном ресторане вызывало не меньшую чем за окном бурю восторгов, революционеры-барбудос яростно хлопали в ладоши, макали сигары в ром и призывали разнополый пролетариат всех стран соединяться. Унылые гринго только морщились.

Дон Хуан и Хуанита наконец получили свою порцию известности. Дону Хуану пришлось даже проучить одного особо остроумного комментатора-бородача и после у него болели костяшки кулаков. Тем не менее, какой-то гринго, ужасно смахивающий на пьяных барбудос, подсел к ним за столик и на ломаном испанском высказал свою полную поддержку благородному дону, на что благородный дон предложил выпить за красоту его подруги, а Хуанита, когда мрачный гринго признался в своей страсти к рыбалке, рассказала ему о своем дедушке, который однажды поймал такую крупную рыбину, что ее размер превосходил все возможные границы лжи и хвастовства и очень смахивал на правду.