Владимир Круковер - Чужой из психушки (фрагмент)

"Сайка моя, я твой пончик, - с изумительным мастерством выводил рулады молодежный кумир, - булка моя, я твой кончик...".

- Сделай тише! - безуспешно попыталась перекричать электронику мать.

Дочка услышала и сделала громче.

Бархатный тембр кумира сменила известная певица с голосом густым, как скисшее молоко. Комочки свернувшейся белой жидкости в нем заменяла легкая картавость - бардиха явно воображала себя четырехлетней девочкой. Правда, было одно несоответствие - четырехлетний ребенок не мог владеть столь сексуальной тематикой.

"Возьми меня всю, возьми мое тело, - ворковала певица, - возьми мои губы своими губами, я очень хочу, нахально и смело, твою оплести поясницу ногами...

- Рэда, - прорвался все же мамин вопль, - не забудь про бабушку!

- Шюэ! Шюэ синг! - гаркнула девочка и добавила тихонько: - Шьит, глупая мутер.

Ей было не до препираний. Наступал самый ответственный момент этого (как и любого другого) утра перед выходом на улицу - макияж. Если бы индейские вожди могли наблюдать сейчас за Рэдой, они замерли бы в благоговейном почтении. Сам Чингачгук, Большой Змей стоял бы на цыпочках, приоткрыв строгий волевой рот, созерцая священнодействие белолицей девчонки. Да что там вожди! Колдуны и шаманы - лучшие специалисты по боевой раскраске воинов склонили бы голову перед мастерством белокожей гринго.

Осторожно подрагивая в такт очередного музыкального шедевра ногой (только самой ступней и очень осторожно) Рэда наносила на свое свежее личико разнообразные краски. Светлые бровки внезапно потемнели и угрожающими скобками нависли над глазницами. Белесые ресницы, мило опушавшие голубые глазки, совсем потерялись под их зловещей чернотой. Но Рэда не дала их в обиду. Неуловимыми движениями она прошлась по ресницам особой щеточкой и те вмиг стали длинными и еще более мрачными, чем брови. Но это было только начало.

Нежная, персиковая кожица век подверглась специальной обработке тенями, в результате чего приобрела цвет старого и унылого трупа, хорошо вылежавшего в прозекторской. Губы же примерили несколько расцветок: от фиолетово-синего до оранжевого. Но Рэда не относилась к консервативной части молодежи. Кроме того, она обожала контрасты. Поэтому она применила помаду цвета свежей артериальной крови, что в сочетании с подглазьями и цыганской яркостью бровей и ресниц создало контраст максимальный. Теперь у любого нормального человека Рэдино лицо вызывало стойкую ассоциацию с необычайно довольным собой и только что закончившим трапезу вампиром. Причем, вампиром достаточно юным, но склонным к гурманству.

Рэда с большим удовлетворением посмотрела на себя в зеркало. Наклонила голову по-птичьи и еще посмотрела. Встала, повернулась и посмотрела немного сверху.

- Рэда! - приглушенно донесся до нее материн голос.

"Я люблю тебя за это, - удачно продолжил магнитофон, - я люблю тебя за то...

- Что с карманами пальто, - подхватила девочка, взглянув на часы. Время близилось к полудню, а ей еще предстояло выбрать украшения и одеться, что тоже требовало не мало времени. Хотя и не столько, сколько макияж.

А про бабушку она не забыла. Она любила бабулю. На расстоянии.

Когда бабушка жила с ними, Рэда сама себе напоминала несчастную компьютерную игрушку - тамагошу (на санскрите: тамагуна - невежество). Ту игрушку, которую некоторые ненормальные выращивают, как живую. Не успевала девочка встать с кровати, как ловила на себе внимательный взгляд старушки. За доли секунды та успевала просчитать необходимые действия, предписываемые ребенку в ближайшее время, и приступала к рекомендационному монологу.

-Так, - говорила энергичная бабуля, прерывая рэдины потягушки, - сейчас мыться, в душ, да не забудь почистить зубы. Долго под душем не стой, я уже накрываю на стол. Ботинки твои я помыла, все самой надо делать, ты же так и будешь ходить в грязных...

В это время девочка ускользала в ванную, но, вернувшись, минут через тридцать, она заставала бабулю в полной речевой готовности.

- Все стынет, сколько можно мыться! Не лезь в шкаф, твои джинсы я постирала, они еще не высохли. Как это зачем, это ты можешь ходить в нестиранных целую неделю. И не спорь! Одень другие, а эти высохнут к обеду. Придешь обедать и переоденешься. Почему это ты не придешь обедать?! Что это еще значит?! Я не для того всю жизнь, всю здоровью тебе отдала, чтоб ты питалась где попало сухой булкой! И нечего сидеть там, в училище этом допоздна. Я узнавала, училище в девять закрывается, а ты возвращаешься в одиннадцать. Где это, спрашивается, ты шатаешься?! Ты знаешь, как называют тех, кто шляется, где попало? Шлюхами!..