Владимир Круковер - Чужой из психушки (фрагмент)

Странные эти супруги. Всякие супруги странные. Она прекрасно знает, что с такого дичайшего похмелья муж не может и думать о пище. Вот опохмелиться как следует, отойдет, помоется, зубы почистит и с удовольствием покушает. Нет же, надо приготовить преждевременно, поворчать, а потом подогревать, не прекращая упреки. А за что его, собственно, упрекать. Пьет? Так все мужики пьют. И не так уж часто он пьет, хотя много. Что вполне извинительно при его нервной работе. Но не дерется же, не бегает по бабам, деньги все в дом несет. Вполне нормальный мужик. И вообще его будить по утрам не стоит. Она и не будила бы, коли не обязательное дело сегодняшнее. А, проспавшись, он попил бы пивка и совсем хорошо себе почувствовал. Сидел бы у телевизора, отпивался пивом. Уютный, домашний. А ночью, когда дети угомоняться, уснут, обнял бы ее своей сильной лапой за плечи, шутливо прикусил мочку уха и сказал:

- Ну что, Вольфа, не пора бы и нам с тобой баиньки.

А она бы деланно возмутилась:

- Ты что, старый, дети услышат, и вообще...

- Что вообще, малышка?

- Да ну, тебе только одно от меня надо...

- Эй, Вольфа, оглохла что ли? - ворвался в ее раздумья голос мужа. Где остальное, спрашиваю?

- В холодильнике. Вчера с трудом спрятала. Все искал, что не допил, откуда только помнил. И сам то хорош был, шатался, как три тополя на Плющихе.

- Ладно, малышка, не ворчи, - умиротворенно пробормотал Люпус, проглатывая ледяную водку и запивая кисленькой водой. - Что я тебе, алкаш какой, что ли?

- Да я не говорю, что алкаш, но все же и меру знать надо. Зачем до синих соплей нажираться. Опять же, дети смотрят.

- Дети... - Люпус недоверчиво смотрел на сигарету, будто боялся, что она взорвется. - Дети в карман ко мне больше смотрят. Что они, пьяных не видели, что ли? Они отцом гордиться должны, а не в рот ему заглядывать. - Он все же закурил и теперь ждал, не стошнит ли? Не затошнило. И это было счастьем.

- Ты, Шъи-Вольфа, - сказал он, - шят ап, прежде всего. И жрать готовь как положено, пока я мыться буду. Да, пивка организуй. На все пятнадцать минут... Гоу эхэд!

Он окончательно оживал и приобретал уверенность вожака своего небольшого семейства. И жена, которую только сердитый муж называл полным именем, все поняла, вильнула хвостом и сказала покорно:

- Донт юу уори, мойся себе. - Но не удержалась добавить: - Влади. Правда, очень тихим голосом.

Люпус услышал и не рассердился. Женщина, что с нее взять. Любит оставлять за собой последнее слово. А что ворчит, так им, бабам, положено ворчать. Доля у них такая, женская. А так у него не нее обид нет хозяйственная, готовит вкусно, детей обихаживает, да и в постели до сих пор хороша. И, проходя мимо, он добродушно хлопнул ее по выпуклой попке.

И она расцвела от этой нехитрой ласки, разбудила детей и постучала в ванную:

- Люп! Ты там не утонул? Все на столе.

- Иду, иду, - благодушно отозвался муженек.

Он стоял перед огромным, во всю стену, зеркалом, рассматривая свою обнаженную фигуру. Несмотря на несколько грузный живот, он все еще выглядел неплохо. Тугие бедра, покрытые блестящей, пепельной шерстью, глубокая грудная клетка с мощными легкими прирожденного стайера, гибкие передние лапы, мощная шея, срастающаяся с плечами, на которых сидит остромордая сухая голова. Такому экстерьеру позавидовала бы любая элитная овчарка!

***

Рэда проснулась рано. Хотя легла поздно.

Есть преимущество пятнадцатилетней девчонки перед всеми взрослыми. И пила вчера, и на дискотеке до полночи пробыла, и еще больше часа в подъезде с мальчиком тискалась, (и так ему ничего особенного не позволила), и накурилась до отрыжки, а вот проснулась, как певчая птичка, с солнышком, приняла ванну горячую, кофейку попила с ватрушкой и готова вновь допоздна скакать жеребенком.

- Рэда Хэт, - прозвучал надтреснутый голос мамаши, - ты не забыла, что тебе сегодня к бабушке надо?

Мамка обращалась к ней полным именем, что означало ее недовольство дочерью. Впрочем, по утрам мамахен всем была недовольна: слишком ярким солнцем, бьющим в промытые стекла, слишком громкой музыкой Рэдиного мага, бьющей ее по ушам, слишком жесткой постелью, на которой все ночь безуспешно умащивала свое тощее тело одинокая женщина, слишком длинным днем, который будет тянуться еще дольше, так как дочь уйдет к бабке и ей не на ком будет срывать свое раздражение этой, слишком тоскливой жизнью

- Нет, конечно, - звонко ответила Рэда, пританцовывая под самый модный шлягер этого сезона с ватрушкой во рту.