Артур Кларк - Одиссея длиною в жизнь

— Произошла катастрофа, — сказал он. — Нам приказано немедленно вернуться на Землю, где "Юниверс" подготовят для спасательной экспедиции.

— Что за катастрофа?

— "Гэлакси", корабль нашей компании, вел разведку спутников Юпитера. Он совершил вынужденную посадку.

Капитан Смит увидел недоверие на лице Флойда.

— Да, знаю, это неправдоподобно. Но и это не все. Он совершил посадку на Европе.

— Европе?!

— Боюсь, именно так. Корабль поврежден, но погибших, видимо, нет. Подробности еще не сообщили.

— Когда это случилось?

— Двенадцать часов назад. Им не удалось сразу связаться с Ганимедом.

— Какую помощь ждут от нас? Ведь мы в другом конце Солнечной системы. Вернуться на лунную орбиту для заправки, потом кратчайшим путем к Юпитеру — на это потребуется, ну… не меньше двух месяцев! (А во времена "Леонова", подумал Флойд, понадобилось бы два года…)

— Да, я знаю; но другого корабля, способного оказать помощь, нет.

— А межспутниковые шаттлы Ганимеда?

— Они рассчитаны всего лишь на орбитальные полеты.

— Но им уже приходилось садиться на Каллисто.

— Для этого требуется куда меньше энергии. Они могут совершить посадку на Европе, но способны взлететь лишь с ничтожным полезным грузом. Впрочем, этот вопрос тоже изучается.

Слова капитана едва проникали в сознание Флойда; он все еще пытался осмыслить поразительное известие. Впервые за последние пятьдесят лет — и всего лишь второй раз за всю историю! — на запретную луну опустился корабль. Все это наводило на очень мрачные мысли.

— Полагаешь, — спросил он, — кто-то или что-то на Европе заставило "Гэлакси" совершить посадку?

— Я думал об этом, — хмуро произнес капитан. — Но мы рыскали вокруг нее и за много лет так ничего и не заметили.

— К тому же — что произойдет с нами, если мы попытаемся их спасти?

— Это первое, что пришло мне в голову. Но чтобы пойти дальше умозрительных рассуждений, нам нужны дополнительные факты. Дело в том, однако, — я пригласил тебя именно поэтому — мне только что передали список экипажа, и я подумал…

Капитан нерешительно пододвинул через стол распечатку. Но Флойд понял, о чем речь, еще до того, как пробежал глазами имена.

— Мой внук, — произнес он упавшим голосом.

Единственный человек, подумал он, который может сохранить мое имя после того, как я умру.

Вопреки всем мрачным предсказаниям, южноафриканская революция прошла относительно бескровно — по меркам революций, разумеется. Телевидению, которое прежде обвиняли во всех смертных грехах, принадлежала здесь немалая роль. Поколением ранее аналогичный прецедент произошел на Филиппинах: понимая, что за ними наблюдают глаза всего мира, подавляющее большинство мужчин и женщин старались вести себя достойно. Хотя и не обошлось без постыдных исключений, всевидящий глаз телекамеры зарегистрировал всего несколько расправ.

Большинство африкандеров, увидев надпись на стене, уехали задолго до захвата власти. И уехали они — по горьким жалобам нового правительства — отнюдь не с пустыми руками. Миллиарды рэндов были переведены в голландские и швейцарские банки; незадолго до конца почти ежечасно совершались таинственные рейсы из Кейптауна и Иоганнесбурга в Цюрих и Амстердам. Утверждают, что когда наступил День Независимости, в бывшей Южно-Африканской Республике нельзя было отыскать ни единой тройской унции золота или карата алмазов, а шахтное оборудование умелые руки вывели из строя. Один видный эмигрант хвастал, сидя в своей роскошной гаагской квартире: "Пройдет пять лет, прежде чем кафрам удастся пустить алмазные копи в Кимберли — если удастся вообще". К его полному изумлению, прииск Де-Бирс снова начал действовать под иным именем и с другой администрацией — через пять недель, и алмазы стали самой важной составляющей в экономике молодого государства.

Уже через одно поколение молодые эмигранты были поглощены — несмотря на отчаянное сопротивление их консервативных старейшин — внерасовой культурой XXI века. Они помнили — с гордостью, но без хвастовства — о бесстрашии и решимости своих предков, но в то же время осуждали совершенные ими глупости. Практически никто из них не говорил на африкаанс, даже у себя дома.

И все-таки, как это произошло с революцией в России сто лет назад, нашлось немало и тех, кто мечтал повернуть вспять часы истории — или, по крайней мере, саботировать усилия врагов, лишивших их власти и привилегий. Как правило, они направляли свою горечь и разочарование в русло пропаганды, демонстраций, бойкотов, петиций в адрес Всемирного Совета или — иногда — выражали свои чувства в произведениях искусства. Роман Вильхелма Смутса "Фортреккерс" был признан шедевром английской (какая ирония судьбы!) литературы даже теми, кто категорически не соглашался с автором.