Елена Жаринова - Дети Филонея

— Ничего не получится, Мышка.

— Получится, если остановить Маятник, — сказала Ульяна. И тут же прикусила язык. Не стоило сейчас болтать о подарке, который ей сделала Аэлита. Как говорится, у стен могут быть уши… — Ну подумай, кто мы здесь друг для друга? — продолжала она. — Всего лишь Миф. Воспоминание о том, чего не было. Сегодня я пришла, чтобы ты не считал меня черствой. Но больше я навещать тебя не буду.

— Тебе и не пришлось бы, — с гонором заявил Влад. И замолчал. Хвастаться сейчас предстоящим побегом было глупо…

— Назар скоро вытащит тебя отсюда, — заверила его Ульяна. — Но когда окажешься на свободе, ты меня не ищи. Возвращайся домой. Так будет правильно.

Так будет правильно… Эти слова были холоднее айсберга. Они упали, как печать на приговор. Они обезоруживали, они гирями висли на любой попытке что-нибудь изменить. В другой бы раз Влад согнулся под их тяжестью. Но сейчас Ульянина рассудительность настолько его взбесила, что он заорал:

— Да ни черта не правильно! Я вообще тебя не понимаю. Может, тебе, типа, нравится меня делить с Ленкой? Может, тебя это заводит? Ну почему у тебя все время какие-то сложности?!

Ульяна поджала губы. Она не раз слышала от мужчин эту фразу. Если Влад хотел ее обидеть, то он попал в точку. У нее и ответ был готов:

— Найди себе простую.

— Да не нужна мне простая! — Влад стукнул кулаком по столу. — Просто, Мышка, я не понимаю, почему люди вечно ставят барьеры своим желаниям. Чтобы жизнь медом не казалась, так, что ли?

— Нет, уважаемый Владлен Никитич. Чтобы предотвратить хаос и энтропию.

В дверях стоял доктор Яшин. Он укоризненно покачал головой.

— Что же это вы, дамочка, больного нервируете? Я ведь вас предупреждал: только положительные эмоции. В другой раз не пущу. Покиньте палату, пожалуйста.

Ульяна растерянно посмотрела на Влада. Сейчас, прощаясь, она, кажется, совсем была не уверена в своей правоте.

— Иди, иди, — буркнул Влад. — В свете вышесказанного целоваться не будем. До встречи в другой жизни.

— Суровы вы, батенька, — сказал доктор Яшин, прикрыв за Ульяной дверь. — Да вот только наукой доказано, что нет никакой другой жизни. Все дела в этой надо успевать делать. Нате вот, примите таблеточку.

Влад задумчиво взял с подноса красную пилюлю. Он проорался, и злость его постепенно улетучивалась. Конечно, он наговорил Ульяне лишнего, но все можно исправить. Как хорошо, что наука ошибается. Как хорошо знать, что у тебя есть другой шанс.

Как только доктор Яшин вышел из палаты, Влад вытащил таблетку из-за щеки, бросил ее в унитаз и тщательно спустил воду.

Июль 1944 года. Госпиталь под Толочином

Грузовик отчаянно ревел. Июль месяц… И как дубина-шофер умудрился встрять в такую развезиху? Алику было жалко машину — как старого коня, которого заставляют тянуть непосильную кладь.

Во дворе ждали отправки выздоравливающие. Они завязывали вещмешки, делили папиросы. К ним подходили остающиеся, протягивали письма — так, с оказией, быстрее дойдет. Суетились, звонко перекликались сестрички. Булькали ящики с медикаментами. Белели, кровили бинты.

Что за гнусный запах! От жары он стал сильнее. Йод и кровь. Даже в окопе так мерзко не пахнет. Там запах крови поглощает земля, сырая, торчащая корнями земля… Там не тянутся, как резиновые, дни. Скорей бы выбраться отсюда. Съездить к матери на побывку — и снова на фронт.

— Товарищ капитан!

Алик вздрогнул. Он не верил своим ушам. Вязкую дремоту словно разогнал морской бриз. Этот голос явился из другой жизни. Он прозвучал, как патефонная пластинка, как звон трамвая на Лиговке, как шорох киноленты…

— Товарищ капитан, разрешите обратиться.

— Вольно, Татка!

— Ох.

Молодая фельдшерица в белом халате, наброшенном поверх гимнастерки, отступила на шаг, прижав пальцы к губам. Потом, всплеснув руками, бросилась ему на шею, причитая:

— Ох, Алька, Алька!

Вечером они гуляли по берегу Друти. На той стороне реки розоватый сумрак превращал болотный лесок в амазонские джунгли. Высокие травы дышали росой. Усталые от дневной жары, пробовали голос птицы.

— Темнеет здесь рано, — зевнула Таня. — В Ленинграде, небось, еще читать можно. Как там у Пушкина: сижу, читаю без лампады…

— Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса, — с удовольствием произнес Алик. — Да нет. Сейчас и у нас уже стемнело — июль. Кстати, Татка. Я из Минска махну в Ленинград. Передать привет невским берегам?

— Передай, — Таня кивнула, но головы не подняла. — И не только Неве. Мои из эвакуации должны вернуться.