Лев Куклин: Год лошади

Скрипело перо, помаргивал и коптил жирник, бледный язычок огня на тщедушном фитильке слабо освещал чуть сероватую поверхность листа, по которому гусиное перо высеивало черные значки... как семена будущих всходов: "Из праха родишься, в прах обратишься и снова воскреснешь..."

Окончив свой урок, старец Петр, по прозвищу Патер-Питер, тщательно обтер кончик пера чистою мягкой тряпицей, уложил его в пенал и несколько минут спокойно ждал, пока высохнут на пергаментной странице чернила. Те самые, приготовленные им самим из чернильных орешков, собранных с ветвей священного Дуба двухголовым уродцем (или всетаки - уродцами?!) Иваном-да-Марьей...

Потом он аккуратно уложил стопку пергаментных листов в деревянный прямоугольный футляр, защелкнул на нем замочек и поставил летопись на полку... Сотворив вечернюю молитву, чистый духом, он прислушался, задул светильник и вышел из хижины. От полной луны было светло.

За пологим гребнем холма, поросшего темной гривкой молодого ельника, раздалось звонкое призывное ржание. Гнедой жеребенок, вскидывая вбок копытцами, брыкаясь и подпрыгивая, игриво взмахивая коротким хвостом, весело мчался на зов матери. Отец Петр постоял, вдыхая ночной воздух, повторяя вслух последние строки, которые еще словно бы светились в темноте перед его внутренним взором: "...Сделана данная запись на манускрипте мною собственноручно в лето 2542 Года Лошади...".