Николай Лукин - Судьба открытия. Роман

Рейд партизанского соединения окончился ранней весной. Людей в строю насчитывалась только половина прежнего, да и те были измучены, ранены, больны. Они вернулись в опустошенный и слабо охраняемый врагом лесной район, строили землянки и укрытия.

Радисты уже посылали в эфир нужные точки и тире, бессменно дежурили в наушниках. Двое партизан вручную крутили самодельную передачу динамо, чтобы заряжать для радио аккумуляторы. И двусторонняя связь с Большой землей была снова установлена.

Первый вызванный ими самолет привез врача взамен погибшего, ящики медикаментов, но почту захватить почему-то не смог. Второй самолет привез газеты и письма, среди которых ничего адресованного Шаповалову не было. На третью ночь, когда опять ожидался самолет, Шаповалов принялся себе внушать, что писем ему нынче не будет. Обходя посты вокруг аэродрома, он волновался, раздраженно говорил с товарищами. Луна поднималась над лесом. Крепкий ледок похрустывал под ногами. Перед самым появлением самолета Шаповалов вдруг ушел в блиндаж стрелков-зенитчиков. Там он снял полушубок и лег, завернувшись в него с головой. Был слышен приближающийся звук мотора. Мотор затих. Потом с посадочной площадки донеслись громкие веселые голоса.

Шаповалов приказывал себе не думать о письмах, а в этот момент его окликнули, подали ему конверт. Он рванулся с места. Тут же в блиндаже, обступив тусклую коптилку, вошедшие сейчас торопливо разбирали содержимое почтовой сумки. Протиснувшись к огню, Шаповалов начал быстро обрывать кромку конверта. Задержался на миг, с беспокойством оглядел адрес: почему письмо не от Веруси, не от Зберовского? Почему не от кого-нибудь другого, а от старшей лаборантки Любы?

Люба пишет: она счастлива, что Петр Васильевич нашелся, - ведь его считали погибшим. Жизнь налаживается, однако большинство зданий в городе разрушено бомбами, с тех пор еще, как фронт был возле города. Первая очередь университета уже вернулась из эвакуации.

Шаповалов в недоумении приподнял брови. Бежит глазами по строчкам. Ага, вот где об этом сказано: Вера Павловна с Сережей, кажется, теперь находятся в Москве. Как будто бы живы, здоровы…

«Что, что? Они - в Москве?»

Лаборатория давно ликвидирована, уже год с лишком, с того времени, как Григорий Иванович покинул университет. За неделю до своего отъезда Зберовский поссорился с Лидией Романовной, которая хотела, чтобы он остался в лаборатории и продолжал работу по синтезу. Спор между ними трагически прервался: Лидия Романовна на следующий день была убита при бомбежке…

Читая, Шаповалов точно захлебнулся воздухом. Взгляд его несколько раз переходил со слов «Лидия Романовна» на слово «убита».

Свиягин призван в армию. А Зберовский теперь, оказывается, в Восточной Сибири. Служит в промышленности - говорят, главным инженером завода. В Восточной же Сибири где-то и Коваль…

Положив письмо в карман, ни на кого не глядя, Шаповалов вышел из блиндажа. Лес был темен, а на поляну луна отбрасывала резкие тени деревьев. Поляна расширялась в перспективе, и впереди чернели развалины сожженной фашистами, мертвой деревни.

У Шаповалова одна мысль обгоняла другую: что привело Верусю с Сережей в Москву? И тут же ему вспоминались лица партизан, товарищей-бойцов, когда-то говоривших, думавших, мечтавших, которых потом пришлось хоронить - часто наспех, с суровыми почестями. Шаповалову они видятся теперь как бы сквозь наплывающее крупным планом лицо Лидии Романовны. До своего последнего дня - до последнего спора со Зберовским - она смотрела в будущее. Ее сердце было честным и горячим. Она боролась и продолжала бы бороться. Она не скинула бы с плеч свой груз, удвоенный, быть может, утроенный тяготами войны, как это малодушно сделал Зберовский!

Подойдя к развалинам среди глухой поляны, Шаповалов остановился. Домов в деревне нет. Вокруг - только изредка русские печи. От них падают странные тени. Местами из-под снега проглядывают обугленные остатки бревен. Видна детская железная кроватка, обгоревшая и смятая.

Он долго, почти с ужасом рассматривал кроватку. Пытался оправдать Зберовского, бросившего в трудный час свою лабораторию, но не находил оправдания. Все ясно: и на тыловых заводах нужны люди. Прописные истины Шаповалову известны. Однако ему кажется теперь: выбрав путь наименьшего сопротивления, Зберовский предал и его и Лидию Романовну, пренебрег судьбой открытия; этого Зберовскому он никогда не простит.