Эдмунд Купер - Последний континент

Если бы факты не соответствовали теории, Венгель не задумываясь изменил бы факты. Он имел значительное влияние дома и мог бы с легкостью вынудить власти объявить священную войну несчастным аборигенам, которые не укладывались в общепринятые представления об устройстве мира.

Мирлена испугалась. Она испугалась за расу, о которой ничего не знала. Как назовет это Венгель - очистительная миссия?

По крайней мере, ему понадобится какое-то время. Капитан Луз не даст согласие на ликвидацию, пока не получит приказа от самых высших властей. В конце концов, такой приказ будет дан... Если только... если не удастся доказать, что уцелевшие на Земле белые люди больше не являются маньяками-убийцами, как изображают их ванеисты.

- Бедный дикарь, - сказала Мирлена юноше, лежавшему неподвижно у ее ног. - Бедный несчастный дикарь. Перед нами стоит трудная задача. Мы должны доказать, что ты и твой род принадлежат к культуре, заслуживающей внимания. Нам предстоит доказать, что ваша раса больше не стремится к господству и насилию. Ты увидел меня и первое, что сделал, - бросил в меня копье. Это будет нелегкой задачей. Моему народу трудно понять, что вся кровь одинаково красна. Сможешь ли ты понять это?

Она выдернула из земли копье Кимри и внимательно исследовала наконечник и древко. Затем ловко сломала его о колено.

Она сознательно делала это в поле его зрения. Возможно, он и не видел этого, так как был еще не в состоянии сфокусировать взгляд но ей показалось, что она заметила вспышку гнева в его глазах.

11

Ему снились сны, оборачивающиеся кошмарами. Они были страшными и непонятными. Такова воля Готфреда...

Двигаться он не мог, не мог даже думать. Иногда в моменты просветления он понимал, что сошел с ума.

Вокруг него возникали черные лица, принадлежавшие серебряным духам. Серебряные руки трогали его, переворачивали, обшаривали тело. Его подняли и понесли куда-то, и вершины деревьев плясали перед его замерзшими глазами. Серебряные создания переговаривались между собой. Но он не мог разобрать, о чем они говорили, ибо слова их не имели смысла.

Наконец в его голове появилась одна неплохая мысль. Он решил, что проглотит язык и задохнется. Но язык его был так же недвижим, как и все тело. Где-то в небесах Готфред, должно быть, помирает со смеху.

Деревья больше не склонялись над ним. Вокруг все было залито странной белизной. Электричество, конечно. Прямо над ним висела яркая лампа, гипнотизируя его своим безжизненным светом.

Внезапно раздался какой-то шум. Нет, не шум, а тряска. Впрочем, они слились в одно непередаваемо странное ощущение.

Что-то давило на грудь Кимри, как будто на ней уселось два человека. Он не мог дышать, в ушах звенело, волны темноты накатывали на него.

Это продолжалось бесконечно долго. Страдания всегда кажутся долгими, если им сопутствует страх.

Перед его глазами появилось черное лицо. Кто-то приподнял его голову, а затем надел на нее хрустальный шар. Тело его теперь было заключено в то же странное серебристое одеяние. Голоса и шум стихли, его окутала абсолютная тишина. Он с тоской вспомнил о громе, шуме живого леса, голосах птиц, но все это осталось где-то далеко.

Грудь его освободилась от тяжести и наполнилась радостью, которую должны испытывать парящие птицы. Кимри не сомневался, что начал свой путь вниз по течению великой реки смерти. Он чувствовал себя невесомым, способным взлететь если пожелает, к небесам. Но сил на желания у него не осталось. Ведь его влекла река смерти, а человеку не подобает радоваться в такие минуты.

Кимри окинул мысленным взором свою жизнь. Он вспомнил детство, проведенное в Ной Лантисе. Ему повезло, у него оно было счастливое. Временами ему приходилось трудно; но память сохранила только хорошее. Он вспомнил рыночную площадь ранним утром, когда она наполнялась запахом свежеиспеченного хлеба, которым торговали с лотков. Он вспомнил свою первую женщину. Ее звали Норвеной. Или как-то иначе? Неважно. Важно то, что она сделала мужчину из ребенка, открыла ему глаза на красоту женского тела. Он вспомнил ее маленькие груди, заставлявшие колотиться его сердце. Его плоть отзывалась на зов ее плоти. Слова были редки, а чувства сильны. Они часто виделись, но однажды она не пришла. Много дней он ждал ее у пруда, где они впервые встретились и любили друг друга и который считали своим. Она не пришла. Он так и не узнал, что с ней случилось, но молился, чтобы это было что-то хорошее. Или, по крайней мере, быстрое. Мир тебе, Норвена. Я, Кимри, завершаю свой путь.