— Погоди, Энн, погоди, — смутное воспоминание промелькнуло в сознании Голдинга, — напомни мне, какое сегодня число.
— 12 августа, сэр, — удивленно отозвалась секретарша.
— А год, год? — едва не закричал Голдинг.
— Тысяча девятьсот семьдесят второй… Что с вами, сэр?
Голдинг молчал. Он молчал очень долго, и секретарша не узнала голоса шефа, когда тот спросил:
— Там, в приемной, нет такого маленького, взъерошенного человечка? Его зовут Виктор Уайт.
— Нет, патрон. А кто это?
— Кто это? — повторил, как сомнабула, Голдинг. Кто? — и, нервно, надсадно кашляя, засмеялся…
Откуда Голдингу было знать, что много, много лет назад, когда родители юного Уайта решили впервые взять своего отпрыска в театр, случилась небольшая неприятность — у старенького «форда» забарахлил мотор. Поездка не состоялась. Когда же Виктор Уайт все попал в театр, спектакль шел в исполнении настолько слабой труппы, что это начисто отбило у подростка желание присутствовать на подобного рода действах. Со временем Уайт подрос, стал неплохим инженером и, поговаривают, слыл в своих краях самым завзятым модником и вообще человеком светским во всех отношениях.
В заключение остается добавить, что вскоре после известной читателю истории Голдинг оставил концерн. Настоящей причины этого никто так и не узнал. А настоящей причиной было то, что с некоторого времени он просто не мог, как ни старался, совершать ни больших, ни малых махинаций. А без этого, как известно, в бизнесе просто не обойтись. Все время Голдинг проводил на уединенном ранчо и до конца своих дней не выезжал никуда из страны, ибо одно лишь упоминание о таможне вызывало у него приступы самого настоящего, болезненного, непреодолимого ужаса.
Глава первая
Необычный вопрос академика. Крепкий орешек. Происшествие с Хлебниковым. Чумаков соглашается на эксперимент
Как много может переменить короткий разговор в устоявшемся течении жизни.
Еще вчера Алексей Чумаков строил планы насчет очередной серии опытов в университетской лаборатории, составлял список приглашенных на торжество по случаю успешной защиты кандидатской, рассчитывал в воскресенье вырваться в лес, на природу…
Теперь все это отодвигалось на неопределенный срок, словно щелкнуло что-то в загадочном механизме судьбы, качнулся невидимый маятник, и совсем другие часы пошли отсчитывать секунды его жизни.
…Чумаков осторожно прикрыл за собой дверь кабинета, взглянул на секретаршу, вежливо ему улыбнувшуюся, и на всякий случай спросил:
— А ваш шеф часом шутить не любит? Разыгрывать неопытных кандидатов наук?
— Что вы?! — удивилась та. — Виктор Николаевич — очень серьезный человек.
— Вот и мне так показалось, — подтвердил Чумаков и, попрощавшись, вышел из приемной.
Спускаясь покрытыми ковровой дорожкой ступеньками, он перебирал в памяти детали необычного разговора в кабинете вице-президента Академии наук.
Кроме самого вице-президента Гордеева, в комнате находились еще двое. Одного из них, профессора Мезенцева, Чумаков знал — тот читал у них в университете курс лекций по биологии. Другого — подтянутого моложавого мужчину с обветренным загоревшим лицом — видел впервые.
Едва Чумаков переступил порог, эта тройка буквально впилась в него взглядами.
Чумаков покраснел. Можно понять смущение обычного младшего научного сотрудника, неизвестно отчего друг оказавшегося в центре внимания прославленных ученых мужей.
— Итак, — пригласив его сесть, быстро и энергично, словно продолжая вести прерванное появлением Чумакова совещание, заговорил Гордеев, — прошу любить и жаловать: Чумаков Алексей Иванович. Возраст — двадцать семь лет, по специальности — биофизик, недавно защитил диссертацию. Тема, если не ошибаюсь, посвящена энергетике некоторых видов насекомых. Xолост.
— Это хорошо! — бросил вполголоса Мезенцев. — По крайней мере, для нас.
Все, кроме Чумакова, рассмеялись.
— Согласно служебной характеристике, — продолжал вице-президент, — инициативен, любознателен, любит покопаться в непонятном. Характер имеет ровный и, как утверждают, в быту скромен. Мастер спорта по дзю-до. Думаю, для первого знакомства хватит. Судя по выражению лица нашего… гм… коллеги, он не совсем представляет, чем обязан нашему скромному обществу. Давайте-ка я вас представлю, товарищи, — сказал Гордеев. — Мезенцева Павла Игнатьевича, академика, вы, надеюсь, знаете?
Читать дальше