Владимир Владко - Аргонавты вселенной (редакция 1939 года)

Василий видел это и сам. Он злобно смотрел на экран телескопа. Что кроется под этими тучами? Куда направит ракету Николай Петрович? Вслепую, ничего не видя в густом тумане? Может быть, — внизу бурное море; может быть, — там какая-нибудь пустыня; может быть, — горы и скалы?.. А инфракрасный экран только мешал, потому что чем дальше, тем больше он затягивался волнами серого тумана, в котором дрожали все контуры изображения. На него нельзя было полагаться, лучше уж было смотреть на обыкновенный экран. Но тут были видны одни тучи — и не было ни малейшей возможности хотя бы немножко рассмотреть, разыскать что-нибудь в этой густой пелене…

Один лишь раз Василию показалось, что он увидел между тучами что-то зеленое. Большой прорыв в верхнем слое туч открыл нижний слой. И в нем будто… будто какое-то отверстие. Что там? Отверстие мелькнуло на неуловимый миг — и исчезло. Но там было, было что-то зеленое!

Василий с надеждой взглянул на соседей. Сокол наверняка ничего не заметил. Лицо его было хмурым и напряженным. Он что-то обдумывал. Однако, Гуро внимательно взглянул на Василия. Заметив волнение юноши, он сказал:

— Что-нибудь увидел, мальчуган?

Василий замялся: может быть, это только показалось?

— Да говори, говори!

— Показалось мне, что увидел.

— Зеленое?

Василий вздрогнул: неужели и Гуро видел?

— Да, зеленое… Но на одну лишь секундочку. И я не уверен…

— То же самое видел и я, — задумчиво сказал Гуро. — Ну, что ж, посмотрим еще…

Николай Петрович все время не сходил со своего места в навигаторской рубке. Он не чувствовал утомления. Огромное, бурное возбуждение охватило его. Аргонавты вселенной приближаются к своей цели. Пройден почти весь путь. Остается только закончить спуск. Только… Но — сколько опасности в этом «только»! Грозных опасностей, которые возникли теперь, после того, как академик убедился, что главное его орудие для наблюдения поверхности Венеры — его инфракрасный экран — не действует. Николай Петрович слышал, как объяснял Василию Сокол возможные причины этого. И старый академик не мог ничего добавить к этим неуверенным объяснениям. Да разве в причинах было дело? Рындин знал одно: это объяснялось не порчей аппарата. Значит, делу помочь он не мог. А все остальные причины сейчас не имели значения.

Экран не действовал — вот и все. Тучи скрывали под собой поверхность планеты.

Однако, сейчас Николаю Петровичу было о чем думать и кроме инфракрасного экрана. Ракета, легко подчиняясь притяжению Венеры, плавно делала второй эллипс. Приближалось третье торможение. Это уже не было новостью. Николай Петрович знал, что все идет как следует. От минувшего волнения остались только следы. Так же быстро ракета мелькнула над тучами и отдалилась от них. Но теперь термометр показывал всего двести пятьдесят градусов выше нуля. Поверхность Венеры словно не отходила дальше; казалось, что ракета делает вокруг нее ровные круги.

Да, уже третий эллипс; Николай Петрович тихо промолвил:

— Через два часа пятьдесят четыре минуты четвертое торможение.

Утомление дало себя чувствовать всем, кроме него. Однообразная картина серого моря туч вызывала у Василия сонливость. С усилием он принуждал себя не закрывать глаз, но они словно слипались. Серые тучи одна над другой — и ничего больше… Негостеприимно встречает Венера их, отважных аргонавтов вселенной, негостеприимно… Голова Василия медленно клонилась на руки, отяжелела голова утомленного юноши. И, казалось ему, почти в ту же самую минуту он снова поднял ее. Те же самые тучи; никакой перемены. Но почему такое встревоженное лицо у Гуро? Почему Сокол нервным движением руки пощипывает свои маленькие усы? Что случилось?

В каюте было жарко. Василий почувствовал, что руки его вспотели.

— Что такое? — нерешительно спросил он.

— Прошло последнее торможение об атмосферу, — ответил Гуро. — Мы начинаем снижаться.

— Куда?

Вместо ответа Гуро только пожал плечами. И действительно — что было отвечать? Под ними была все та же самая густая завеса из туч. Не было никакой надежды, что она когда-нибудь развеется, позволит найти место для посадки.

Николай Петрович понимал, что при таких условиях посадки ракетный корабль имеет все шансы просто разбиться. Из последнего торможения ракета вышла со скоростью в семь с половиной километров в секунду. Это значительное уменьшение скорости, однако…

Простые расчеты показывали всю серьезность положения. Самолет на Земле садится со скоростью около ста километров в час. В час, а не в минуту ведь! И это считается рискованной скоростью. Посадка обыкновенного самолета — самый опасный момент полета.