Михаил Емцев - Бог после шести

Вдруг совсем рядом тявкнул пес. Кара вздрогнул и осмотрелся. Он увидел расплывающиеся в тумане фигуры людей в нескольких шагах от него, на берегу плоского, заросшего, ельником и потому особенно густо затянутом туманом островка.

С привычной неспешной ловкостью приналег на весла и растворился в ольшанике. Причалил полузатонувшую плоскодонку к берегу и высадился на островке. Несколько минут стоял молча, собрав морщины на лбу. Потом осторожно прошелся вдоль берега. Хотел зайти в тыл врагам: самый верный способ сбить погоню со следа — идти за ней. И действительно, вскоре нашел цепочку крупных следов, отпечатавшихся на влажной почве. Медленно пошел по следу, стараясь не торопиться. Туман на островке был особенно густым, и Кара слышал только опознавательное посвистывание охотников. Больше ничего нельзя было разобрать. Шел он довольно долго, и вскоре след потерял. То ли охотники петляли по острову, то ли Кара устал или потерял былой опыт в таких делах.

Время работало против него: в солнечной стороне туман прорвался, и там образовалось огнисто-пылающее зарево, из тьмы проступали четкие очертания кустарников и деревьев. Где-то рядом плескалась вода, и Кара даже различал мелкие гребешки волн с розовыми полукружиями на них. Посветлели и вышли из сумрака берега, прорезались стволы деревьев. Он подумал, что надо бы как-то изменить тактику и придумать другой план спасения, как вдруг рядом кто-то выругался. Бранное слово вырвалось в нескольких шагах от него, и ему показалось, что оно было нацелено сюда, к нему. Сразу же громко и явственно пролаял пес.

Кара явственно различил сердитый окрик:

— Ты что?!

И в ответ — невнятное виноватое бормотание.

Голоса охотников пробудили жизнь над болотом. Заметались птицы; почти касаясь деревьев, промелькнули их острые тельца. Тяжело хлопая крыльями над головой Кары, пролетела неизвестная птица.

Старик резко свернул со следа охотничьей группы и стал уходить в глубь острова; выстрелы заставили его изменить тактику. Он решил не блуждать за преследователями, а отсидеться в безопасном месте. Его пугала собака, но он знал, что сейчас не легко будет взять след.

Он шел и шел, радуясь, что туман расходится медленно и островок остается таинственным, полным опасной неожиданности для врагов. Он не учитывал, что опасность была обоюдоострой, и на его долю тоже приходился тот же естественный риск, который грозил охотникам…

Ровная и твердая почва нежданно сменялась крошечными обледенелыми полянками, в которых скрывалось главное коварство: подо льдом таилась незамерзающая гибельная трясина. Островок пересекали неглубокие овражки. По дну их, под снегом, текли ручьи, полные заводей и глубин. Можно было провалиться с головой в эту глинистую западню, откуда потом сам не выберешься. Островок действительно был полон предательства, но Кара почему-то считал, что оно его не касается.

Он ступил на дрогнувшую кочку и бесшумно провалился в холодную илистую жижу.

“Глупо, — подумал он, — очень глупо. И крикнуть нельзя”.

Под судорожно метнувшимися руками-крыльями оскользнулся топкий берег ямы, великое ничто поглотило старика, дико сверкнули напоследок безумно расширенные глаза…

Месяца через три после тех страшных дней Виктор случайно встретил Таню на городском бульваре. Девушка шла неторопливо, вроде бы беззаботно, помахивая черной пластмассовой сумкой с огромной медной пряжкой.

“Вкус ее не улучшился”, — машинально отметил юноша.

— Здравствуй, Витя, — сказала Таня.

— Здравствуй, Таня. — Виктор улыбнулся. Девушка не ответила на улыбку.

— Я все собиралась тебе позвонить, да вот не смогла как-то.

— Я тоже собирался. И тоже не смог. Времени мало.

— Ты где сейчас? На заводе?

— На заводе. Под началом сестриного мужа. Он там директором. Ничего мужик оказался. Деловой. Справедливый. Работать можно.

Таня молча кивала в такт его словам и смотрела под ноги.

— В вечерний готовлюсь, — продолжал Виктор. — Химико-технологический. По традиции. Семейный, можно сказать, институт, — объяснил Виктор.

Они замолчали.

“Сейчас начнутся воспоминания”, — подумал он, иронически посматривая на девушку. Но та ничего. Ковыряла снежок носком красного сапога и помалкивала.

— Быть мне потомственным резинщиком, — продолжал Виктор.

Но Таня вдруг передернула плечами и прервала его:

— Это хорошо. Это славно, что ты устроился. Я рада.

— А ты?