Выжили.
Валентина поступила в университет уже сразу после школы. Времена стали полегче. Но тут всевозможные болезни начали одолевать старуху. Аукнулись и лесозаготовки, и осенний сплав, холод и голод.
– А я уж думал, таскать твое барахлишко придется, – сказал Афиноген. – Ребят крепких подобрал.
– Да кому таскать – найдется, – отмахнулся я и от резкого движения сморщился. Жутко саднило кисть руки.
– Ты что? – спросил Афиноген.
– Да… пустяки… рука немного болит.
– Ну-ка, покажи. Да что это с ней?
– Браслет надавил.
– Что за браслет? – удивился Афиноген, разглядывая запястье. – Ничего себе браслетик! Тебя в кандалы, что ли, заковывали?
– Да кто это меня в кандалы? Вроде, не за что… Силу свою в настройке проверяли. Наклеиваешь на пружину с браслетом тензодатчик и растягиваешь ее. А по прибору, измерительному усилителю опре…
– Вот он, браслетик, – сказала Валентина, показываясь из кухни. В руках у нее было то самое кольцо из неизвестного мне материала. – Едва распилил. Так и ходил бы!
– Ну-ка, ну-ка, – попросил Афиноген. – И впрямь кандалы! Откуда?
– Да слушай ты их больше! – рассердился я. – Валентина, просил же…
– Кандалы и есть! – сказала Валентина. – Ты бы хоть Ольку пожалел!
– Да никакие это не кандалы! Ну… Писать начал.. Один там у меня в прошлое пропутешествовал, а его в пыточную.
– Ты знаешь, Афиноген, пишет, пишет по ночам, а утром то избит, то в кандалах, то связанный, то еще что-нибудь. Не знаю, кому «скорую» вызывать.
– Да ерунда все! – Не любил я эти разговоры. – Это не со мной, а с тем, про кого пишу. Это его в кандалы заковывали… А впрочем, даже и его не заковывали На дыбе он висел.
Откуда у меня взялся этот странный браслет, я сам до сих пор понять не мог. Не было такого в моих рассказах.
– Ерунда, а едва распилил железку-то, – подала голос Пелагея Матвеевна. Она хоть и смотрела хоккей, а разговор тоже не пропускала, благо информация тут поступала по разным каналам.
– О чем рассказ-то, Федор Михайлович? – спросил Афиноген.
– Да разве это расскажешь… Незакончен он к тому же.
– А все-таки…
– Ну, про боль человеческую… про пытку жизнью…
– Ой Валя! – позвала старушка. – Дай мне лекарство. Опять в глазах круги. Поют, поют, а толку никакого!
– …про ответственность…
Валентина сходила на кухню за лекарством.
– А ты то принесла?
– Да то, то, мама.
– Понимаешь, Афиноген Каранатович, в двух словах пересказать свой же рассказ, это все равно, что перед толпой раздеться, Стыдно, а главное, кажется, никому не нужно.
– Папа, – выглянула дочь. – Ты по физике можешь задачку решить?
– Сейчас, Оля. Сейчас решу.
– Так дай почитать! – почему-то обрадовался Афиноген.
– Да я же от руки пишу. Ты разве поймешь мои каракули?
– А ты не беспокойся, Федор Михайлович, пойму, если захочу.
– У него не фантастика, а черт знает что! – сказала Валентина.
– Не одна ты такого мнения придерживаешься, – согласился я. – Сейчас принесу. Хочешь, так поразгадывай.
Я вошел в маленькую комнату. Три дочерины подруги на мгновение стушевались, но тут же вновь зашушукались, чему-то засмеялись.
Вид комнаты являл собой купе спального вагона. Справа от двери письменный стол дочери, дальше кровать жены. По цельной стене – кровать дочери, шифоньер, моя кровать. Слева от двери –секретер, надстроенный до потолка частью со стеклами распиленного когда-то серванта. Между кроватями дочери и жены – глухая часть того же серванта – пенал для хранения белья. Два стула, возле стола и секретера, заключали обстановку. Больше здесь уже ничего нельзя было разместить при всем желании. Подруги, да и сама Ольга сидели на кроватях.
– Вы почему не разденетесь-то? – спросил я и понял, что это прозвучало как сигнал к отходу. – Да ладно. Сидите. Где задачка?
Ольга ткнула пальцем в раскрытый учебник.
– Вы тут, конечно, уже поломали над ней головы?
– Поломали, – ответила дочь.
– Не может быть, чтобы она не имела решения!
– Ответ, по крайней мере, есть. А вот решение…
– Решим… Совместно будем решать или мне сначала одному?
– Совместно!
– Одному!
Мнения подруг разделились.
– Одну минуточку! Вы пока прочтите условия задачи. – Я повернулся к секретеру и вытащил из него тетрадь, толстую, в клеточку, 96-листовую. Займу сейчас Афиногена Каранатовича и к вам. – Я вышел в большую комнату.
Комната была проходной, с огромным проемом в стене между коридорчиком и кухонькой, с очень неудобной планировкой. Три кровати здесь было не разместить. Комнату занимала теща. Здесь стояли: пианино, телевизор, письменный стол Валентины и стенка в торце комнаты с книгами, проигрывателем и магнитофоном.
Читать дальше