Колин Уилсон - Страна призраков

Ему впервые открылось несоответствие между его человеческим любопытством и отсутствием любознательности в хамелеонах. Все полученное в Белой башне знание не давало ответа о сути того престранного геологического образования, которое только что осталось за спиной. Он теперь и сам понимал, что и эта гора, и окружающие холмы образовались когда-то за счет вулканической активности. Но почему огромное пространство недр здесь полое? Вот ведь парадокс. А у хамелеонов это не вызывало даже любопытства, они все воспринимали как должное.

Ответ напрашивался примерно такой. Гигантская пещера внизу была сформирована выбросом раскаленного газа из земной мантии десятки миллионов лет назад, отчего под поверхностью образовался пузырь диаметром в сотню миль. Гора и окружающие ее холмы сформировались из базальтовой лавы. Эту толщу постепенно источило выветривание, так что полость отделяется теперь от поверхности не более чем тонким слоем породы. А когда проснется вулкан и изрыгнет наружу океан лавы, купол в конце концов рухнет, образовав громадных размеров кратер вроде тех, что на лунной поверхности.

Глядя на зернистую обветренную породу у себя под ногами, Найл словно находил подтверждение тому, что это следы невиданной силы извержения, погубившего когда-то в округе все живое.

В трех десятках миль к югу, прямо по курсу, неразличимые в ночном небе, высились башни паучьего города. С той поры как Найл вышел из города, минули примерно сутки. Почти все это время он провел под землей. Вдыхать прохладный ночной воздух было на редкость приятно.

Ближе к подножию горы идти стало легче. Вдоль спешащего низиной бурного потока они добрались до рощи из берез и ясеней. И хотя никакой тропы по-прежнему не было видно, хамелеоны прокладывали путь с безошибочной уверенностью старожилов, знающих в этих местах каждый камень и бугорок. Теперь они шагали по шелестящему слою листвы. И вот совершенно неожиданно впереди открылся подъем, что ведет ко входу в их пещеру. Найл почувствовал себя так, как будто вернулся домой.

Группа путников, возвратясь из подобного странствия, непременно попадала бы спать. А вот хамелеоны лишь тихо сидели на ковре из сухой листвы — кто прислонясь к мшистым стенам, кто просто так — и расслаблялись. Найл подавил в себе желание улечься, предпочтя изгонять усталость сидя. Уже через полчаса она схлынула, сменившись умиротворенным спокойствием.

В животе заурчало (ел-то уж сколько часов назад). Видимо, это его ощущение передалось остальным. Не успел Найл подумать, как пещера пришла в движение и через минуту-другую ему поднесли тот самый сосуд с водой. На этот раз земляной привкус доставлял такое же удовольствие, как дома доставил бы бокал меда; все равно что излюбленный привкус ванили, которую дворцовые повара клали в выпечку. Даже мелкие зеленые былинки, что плавали на поверхности, добавляли пикантности, как, скажем, кусочки мякоти в апельсиновом соке. От питья разом унялись и голод, и жажда. Открылось и еще кое-что. Питье словно сближало его с остальными, как будто сплачивая умы воедино. Можно сказать, вино причастия.

Что особенно удивительно, так это то, что хамелеоны совершенно не склонны ко сну. И дело тут не в одной лишь внутренней безмятежности, а еще и в том, что умы у них нераздельно взаимосвязаны, так что они все время друг друга сознают. Человек, засыпая, постепенно перестает воспринимать внешний мир. И вообще, бодрствование можно определить, как сознавание происходящего вокруг. Мысленная взаимная поддержка не дает хамелеонам заснуть точно так же, как детям, — общий азарт на каком-нибудь шумном празднике.

Потому находиться здесь с хамелеонами было примерно то же самое, что уютно сидеть у огня в компании друзей, общаться с которыми и приятно, и бесконечно интересно.

В этот момент внимание Найла привлек звук, напоминающий невнятную и отдаленную человеческую речь. Оказалось, он исходит от старшего из хамелеонов. В его лбу открылся «рот», откуда и доносились эти самые звуки. Но они странным образом сливались, отчего впечатление было такое, будто слушаешь эолову арфу.

Вот досада: совершенно ничего не понять.

Тут, словно в ответ, звуки стали отчетливыми и чистыми. Только ясно было, что это не язык людей. Звуки по большей части напоминали скрип сучьев на ветру, с той разницей, что они не повторялись, а звучали больше как ноты в медленной музыке. Причем ноты, извлекаемые не одним инструментом, а прихотливая гармония целого ансамбля. Хамелеоны явно пытались что-то донести. Но что именно?