Игорь Ларионов - Вывих времени

- Почему бы и нет. Ведь это же не искусственные люди. Они по-прежнему получаются от родительских пар, как и тысячелетия назад. Только зародыш питается и растёт в искусственно созданной среде, практически мало чем отличающейся от естественной.

- Но нам с тобой повезло, мы, к счастью, произошли не из инкубатора.

- Что делать? У каждого своя судьба. Но насильно принуждать женщину к деторождению - это дико. Если же многие отказываются рожать, а оптимальную численность населения поддерживать надо, то остаётся одно-искусственное воспроизведение рода.

- А если нравы изменятся? И каждая женщина, как в далёком прошлом, захочет иметь по несколько детей? Тогда опять будут введены ограничения рождаемости?

- Естественно. Ведь ресурсы планеты при их сохранении на постоянно возобновляемом уровне способны обеспечить процветающую жизнь строго лимитированному количеству людей, где-то около трёх миллиардов.

- Ты считаешь свою жизнь процветающей?

- В материальном плане, конечно.

- А в духовном?

- Это зависит не столько от условий, сколько от внутреннего развития. Здесь передо мной непочатый край работы.

- Но разве состояние духа не зависит от состояния плоти, от окружающих нас условий, от духовно-психологической атмосферы общества.

- В определённой мере, конечно. И чем слабее дух, тем эта зависимость сильнее.

- Тогда, как ты расцениваешь свои условия именно для духовного развития?

- Как блестящие. Я обладаю для самосовершенствования всем, но, увы, так мало пользуюсь предоставленными мне возможностями.

- А, может быть, наоборот, вседозволенность и роскошь лишь расслабляют твой дух.

- О какой вседозволенности и роскоши ты говоришь?

- О твоём огромном капитале, о наследственном острове со старинными замками, о тех сокровищах искусства, которые переполняют их хранилища и, конечно же, о колоссальной библиотеке, одной из лучших в мире.

- И ты думаешь, что я пользуюсь всем этим?

- Почему же нет?

- Ошибаешься. Я давно уже не была на том острове. Он законсервирован. Для его поддержания в состоянии активной жизни потребовалась бы масса слуг. А это большие расходы. Зачем же зря истощать основной капитал? Как видишь, я жадновата.

- Для кого же ты сбережёшь все эти ценности? Может быть для потомков?

- Не обязательно. Могу и отдать на достойное дело. Например, на строительство твоего храма искусств.

- Тогда я ещё интенсивнее возьмусь за разработку проекта. Думаю, что через месяц он будет готов. Но не пожалеешь ли ты потом, Эми.

- Не торопись, Арт. Когда твой храм созреет так быстро и будет воплощён в камень, в твоей голове, наверняка, созреет ещё более совершенный проект. Вот тогда пожалеем мы оба. Ты - о том, что не сможешь воплотить свой замысел. Я же о том, что уже не смогу тебе больше помочь. Потому я даю тебе пять лет срока. Сотвори проект и попробуй добиться его общественного признания с тем, чтобы ассигнования на строительство выделили из общественных ресурсов. И если тебе несколько раз откажут, то тогда я профинансирую твой проект.

- Но ты же знаешь, насколько предвзяты эти общественные комиссии, какую роль во всём этом играет пресса и телевидение.

- Всё это так, но даже безнадёжная борьба за реализацию идеи способствует её оттачиванию, вплоть до завершённости. И помни, я готова пожертвовать своё состояние лишь на совершенный проект, в котором ты сумеешь выразить всего себя.

- А если мне этого не удастся?

- Всё будет зависеть от твоей решимости, Арт.

- Знаешь, в будущем я могу стать обладателем капитала, в сравнение с которым все твои накопления покажутся весьма незначительными.

- Что ты имеешь в виду, Арт?

- Недавно объявился мой троюродный дядя и сделал меня своим единственным наследником. Я, конечно, желаю ему многих лет жизни, так что даже и не хочу помышлять о возможности воспользоваться наследством для осуществления моего проекта. Он такой милый и симпатичный человек, к тому же, один из величайших умов современности. Только поразительная скромность удерживает его вдали от сияния мировой славы. Вот, посмотри на его портрет.

С этими словами Арт достал стереоскопическое фото мужчины, на худощавом лице которого горели большие, несколько продолговатые глаза.

Бросив взгляд на изображённое на нём лицо, Эми вся содрогнулась и сдавленно вскрикнула:

- Нет, не может быть!

- Ты его знаешь?

- Нет, точнее не совсем.

В этот момент перед Эми, словно сон наяву, развернулось то кошмарное сновидение, которое преследовало её уже не один раз. Она подходит с Артом к никогда не виданному наяву храму, тот крепко держит её за руку. Потом они входят в храм и идут долго-долго, среди светящихся изнутри каким-то загадочным светом бесчисленных колонн. Наконец, подходят к алтарю. Здесь Арт оставляет её одну и медленно поднимается по двадцати двум ступеням и склоняется перед алтарём. Наступает жуткая тишина, которая, кажется, длится вечно. Резким движением Арт отворачивается от алтаря, вскакивает на ноги и лёгкой походкой сбегает к ней. Их глаза встречаются. И, о ужас! Это не глаза Арта. Это глаза мужчины, которого она только что видела на портрете. В этом не может быть никакого сомнения. Такое не забывается. И эти расчётливо жестокие глаза глядят на неё холодно, как на очередную помеху на пути их хозяина. Нет, это не Арт! Хотя внешность его, но манера держаться, походка и жесты уже совсем другие. Он делает резкое движение правой рукой от левого плеча вниз. В этот момент пол под её ногами проваливается, и она падает в бездну, исступлённо крича... и просыпается.