Ольга Ларионова: Перун

- Вас ведь зовут Кирилл? - не оборачиваясь, спросила она, подымаясь по ступеням крыльца.

Значит, она как-то чувствовала, что он следует за ней, хотя двигался он совершенно бесшумно, как учил его Гейр. И отвечать ей не нужно было - она спрашивала не для того, чтобы услышать вежливое "Да, вы очень любезны, что соблаговолили запомнить мое имя". Или еще что-нибудь столь же изысканное, почерпнутое из юношеского благоговения перед стендалевским Фабрицио. Он молча поклонился ее узенькой серебряной спине.

Она поднялась на последнюю ступеньку и растворила дверь, пропуская его перед собой. Он вошел в единственную комнату, из которой и состоял этот дом, и внезапно понял, что здесь ему делать нечего.

Всю переднюю стену занимало окно - вернее, ивовый изящный переплет, на который была натянута стеклянистая пленка. За нею глухо зеленело озеро, слева и справа очерченное буроватыми лунками пляжа. Правую стену занимало нагромождение полок и экранов, ваз и шкафчиков, кофеварок и консольных компьютеров, в которое скромно вписывался едва ли не детский письменный стол. Два узких стула с очень высокими спинками подчеркивали хрупкость и неприкасаемость всей обстановки, и с этим еще можно было бы смириться.

Но у левой стены снежно белела узенькая постель с кисейным пологом, от которой девственно веяло температурой абсолютного нуля.

В эту комнату она спокойно могла привести озверелого легионера, пьяного каторжника или хорошо выдержанного монаха.

Или потерявшего маму олененка.

- Что вас тревожит? - спросила она, переступая следом за ним порог своей обители. - Сейчас мы свяжемся с вертолетной, и машина будет сразу же, как только утихнет гроза.

- Знаете, я пойду, - поматывая головой, проговорил Кирилл. - В этой комнате совершенно невозможно развалиться, взгромоздиться, швырнуть куртку на пол, сбросить тапочки... Словом, чувствовать себя человеком.

- Действительно, - грустно согласилась она, - не располагает... Но у меня есть кофе и ром, это поможет мне сгладить недостаток гостеприимства.

- Я бы не подумал, что вы грешите недостатком коммуникабельности, волокли по берегу целую ораву...

- А, эти!.. Что же делать, они относились к той категории людей, которые никогда не знают, где находится то место, откуда надо поворачивать.

- А я? - жадно спросил он.

- Вы, вероятно, интуитивно находите места, куда вам сворачивать не стоит. И делаете обратное.

- Верно. А вы?

- Я... Вы управитесь с кофемолкой?

- Я управлюсь с любым механизмом, от турбогенератора до гильотины. Например, я априорно знаю, что этот стул меня не выдержит. Проверять или не стоит?

- Не стоит, пожалуй. Вот шкатулка с кофе, а я пока дзову вертолетную.

- Я бы в такую грозу вам этого не рекомендовал... Кира! Это действительно опасно.

Она медленно протянула руку и выключила передатчик.

- Вы физик? - спросила она. Кирилл подумал, что такие обороты свойственны только дремучим гуманитариям.

- Я переводчик, - сказал он, избегая высокой титулатуры.

- С древних языков?

- С инопланетных.

- А.

Он чуть было не рассердился, но вовремя спохватился заставил себя сказать то, что он думает, - был у него такой аварийный прием, которым он обезоруживал противника: предельно просто и лаконично обрисовать сложившуюся ситуацию.

- Слышали бы вы со стороны, как прозвучало это ваше коротенькое "А!". Глубокий финальный аккорд, после которого слушателям остается только пройти в гардероб. А ведь я так обрадовался, что мне представилась возможность задать вам вопрос о вашей профессии, и у вас просто не было бы варианта, позволяющего уклониться от прямого ответа.

- Вы немножечко неточны: я сказала "А". Без восклицательного знака. И кофейные чашки вон там, на второй полке.

Он стиснул руки и мысленно поздравил себя с тем, что сумел сдержаться и не грохнуть кулаком по письменному столику. Почему из всех женщин, которые встречались ему за последние два года и на Земле, и вне ее, именно эта была самой неуловимой, самой ускользающей? Все было, как на Ингле, когда набираешь полные горсти серебряного звенящего песка, и, как бы крепко ни стискивал руки, все равно неуловимые струйки текут между пальцев, и ладони уже пусты, и только печальное, беззвучно тающее облачко мается на том месте, где ты только что владел целым сокровищем...

- Это было моей последней надеждой, - упавшим голосом доложил он. Нужно было говорить теми же словами, что и думаешь. Вы замечали, что человек думает одними словами, а говорит - другими? Да? Так вот, если так раскрыться, вывернуться наизнанку той розовой шерсткой, которая внутри у нормальной человечьей души, то тебе обязательно отвечают тем же...