Ольга Ларионова - Сказка королей

Вода на кухне исправно шла - и горячая, и холодная. Газ исправно горел. Артем согрел чай, почти насильно напоил Дениз. Самому ему после всех этих открытий тоже ничего не хотелось, но положение старшего обязывало, и в качестве наглядного примера он с хорошо скрываемым отвращением запихнул в себя пару марокканских полнотелых сардинок. Совершив сей гастрономический подвиг, Артем почувствовал, что ни на что более он не способен.

- На моих часах половина одиннадцатого... А, черт! Стоят. Придется произвольно отсчитывать время. За окном непроглядная темень, ни огонька на горизонте, и вряд ли удастся что-нибудь выяснить. Посему на правах старшего откладываю все вопросы на завтра и приказываю всем спать. Я лично устал как собака.

Он старательно запер двери и проверил окна, потом вытащил ящик с инструментами и нашел там маленький недавно наточенный топорик. Не ахти какое оружие, но все-таки.

- Подвинься, - сказал он. Дениз отчаянно захлопала ресницами. Подвинься, подвинься. Тебе же все равно.

Она испуганно прижалась к стене. Артем сунул топорик под подушку и блаженно вытянулся подле Дениз.

- Есть у нас такая миленькая приспособленческая пословица, пробормотал он, закрывая глаза, - "с милым рай и в шалаше". Не слыхала? Подушка под щекой шевельнулась, - Дениз не то кивнула, не то покачала головой. - Так вот, рай налицо, шалаш тоже комфортабельный, тебе остается только вообразить, что я - искомый "милый". - Дениз снова испуганно дернулась, но дальше отодвигаться было уже некуда. - Да не бойся ты, глупенькая, я же сказал - вообрази. А шалаш у меня европейский - "с ванной, гостиной, фонтаном и садом..." как там дальше?.. "фонтаном и садом... только смотрите, чтоб не было рядом..." А знаешь, что во всей этой петрушке самое страшное? - Дениз затаила дыхание. - Мне кажется, что мы здесь совсем одни...

Он проснулся.

Было до изумления легко. Воздух щекотал изнутри при каждом вдохе; руки, поднятые для того чтобы закинуть их за голову и потянуться, взлетели сами собой, словно к каждой было привязано по десятку разноцветных воздушных шариков. И вообще все было лучше некуда, трын-трава и море по колено. А если что и не так, то только для того, чтобы преодолеть, Превозмочь, переделать, перестроить. И достичь.

Состояние легкого опьянения. Осторожно, Темка. Пока ты спал, с тобой что-то сделали. А может, не с тобой, а со всем тем, что тебя окружает. С воздухом, например.

Артем нашарил в кармане примятый за ночь коробок, чиркнул спичкой. Вспышка была несколько ярче, чем следовало ожидать. А может, показалось? Он чиркнул еще и тут только вспомнил про Дениз. Вот осел, напугаю ведь спящего человека.

Он осторожно спустил ноги с тахты, встал и, чуть не приплясывая, впрочем, это получалось само собой, а не от избытка радости, - выбрался в прихожую. Ладно, для первого раза определим, где мы сейчас находимся. Он распахнул дверь и вышел в сад. Веселье, неестественное, пришедшее извне, оставалось, но уверенность неуклонно улетучивалась. Да, действительно, где мы находимся? В голову лезла всякая бианковская ерунда вроде лишайников, которые обязаны произрастать только на северной стороне дерева, или муравейника, который, напротив, предпочитает южную сторону. Ни муравейников, ни лишая в райском саду не имелось. Утренний рассветный сумрак стремительно таял, но нигде в равномерных просветах между деревьями не проступало ни мутного пятнышка прячущегося солнца, ни розоватого блика зари. Небо было затянуто легкими, но необыкновенно низкими облаками, они висели неподвижно и за деревьями спускались до самой земли. Казалось, сад с крошечным домиком посередине был покрыт непрозрачным студенистым колпаком. Ни шороха, ни ветерка.

Он вернулся.

- Вставай, - он присел на край тахты, положил руку на одеяло, где угадывалось узенькое покатое плечо. - И только пугаться, как давеча, не вздумай.

Она обернула к нему свое лицо, подрагивающее незабытым вчерашним ужасом, и ему вдруг стало страшно, как может быть страшно только в детстве, когда встречаешь наяву что-то такое, что никак не может быть, чего НЕ БЫВАЕТ, - словно это Серый волк, словно Вий, словно Кощей Бессмертный.

Вот так поразило его нечеловеческое, принадлежащее не природе, а живописи - ее лицо.

- Проспали, - сказал он нарочито громко, разрушая наваждение ее немерцающей, стоячей красы. - По звездам надо было определяться. Север, юг и все такое. Сейчас туман. - Она смотрела на него, видимо не понимая, что он говорит, и он также не слышал и не понимал собственных слов. - Туман. Облака совсем над головой. За деревьями они легли на землю. Только, туман и посередине этого тумана мы. Ты и я.