Ольга Ларионова: Соната звезд (Аллегро)

И вот они сидели по другую сторону стола - гипертрофированно приветливые, прямо-таки истекающие гостеприимством, плавно-медлительные, ну прямо как Днепр при тихой погоде, и, главное, - абсолютно неслышимые. Рычин даже на миг прикрыл глаза, так захотелось вдруг проверить, не чудится ли ему какой-то внеземной обеззвученный сон; в блекло-радужных потемках прикрытых век он вдруг оказался совершенно один, даже дыхания Нолана не было рядом...

- Э-э, Михаила, - раздался в наушниках лежащего перед ним шлема приглушенный голос Курта, - убери-ка у меня из-под носа этот пудинг! Ни черта не вижу.

Рычин открыл глаза, и бесшумное, плещущееся сияние хрустального зала чуть было не заставило его поморщиться. Юркие блошастые киберы выпрыгивали, казалось, прямо из-под пола и суетливо расставляли перед сидящими седьмую перемену блюд. Подле шлема действительно высилось уникальное гастрономическое сооружение в три четверти метра высотой; из вершины его подымался благоуханный медовый дымок.

Нолан, опережая Рычина, взял шлем и, не тревожа пахучую башню, переложил его слева от себя. Сейчас же из-под руки у него высунулся услужливый кибер и поставил перед шлемом чистую тарелочку с двурогой вилкой.

Рычин ухмыльнулся. Нолан отвел глаза в сторону. Кто-то из хозяев зашевелил губами - киберы проворно убрали и тарелку, и трюфельный вулкан.

Командир благодарно и почтительно наклонил голову.

- О, плешивая Пустошь! - вырвалось из шлема. - И когда вы перестанете приседать и раскланиваться, как халифы-аисты? Пора начинать деловой разговор. Я тут без вас прикинул, какова должна быть тяга у их двигателей...

- Унялся бы ты, Курт, - не выдержал наконец Рычин, - этикет есть этикет, да и этот жучок может в любой момент начать переводить наши диалоги.

- Отнюдь, - поспешно возразил Гедике. - Эта пустошанская жужелица, что мельтешит перед вами на столе, одним своим выходом подключилась к собственной логической машине, а вот другим - к нашему корабельному лингвану. Так что я по собственным приборам вижу, когда она занимается переводом - в этот момент из наших энергобаков выкачивается такая уймища энергии, что мне кажется, будто старик "Молинель" тощает у меня на глазах. Да вы и сами видите, когда работает переводчик, - жужелица взметывается на дыбы, что твой Медный всадник...

- Уймись, - еще раз попросил Рычин. Курт унялся.

А разговор, действительно, был уж никак не деловым. Да и о каких делах говорить при первой встрече? Главное - нашли друг друга, и обе стороны в телячьем восторге, ибо давно замечено, что чем выше ступень цивилизации, тем больше радости вызывает установление контакта. Вон посмотреть на пустошан они просто излучают какое-то нежное сияние. "Серебряноликие"...

Почти Гомер.

- ...У вашей планеты невероятный коэффициент отражения, - медленно, словно давая переводчику время на обдумывание каждого слова, говорил командир. - Мы даже дали ей условное название: Белая Пустошь. Но в каталог мы, разумеется, включим то имя, которое дали своей планете вы сами.

Пустошане лучезарно улыбались, кивая одновременно и гостю, и собственному киберпереводчику, а тот усердно тряс хвостом, переводя грубые земные звуки на неслышимый язык пустошан. Золотисто-медовые блики, словно отсветы общих улыбок, скользили по стенам и полу. Атмосфера торжественного банкета не располагала к техническим подробностям, поэтому пустошане через свою жужелицу коротко передали, что их планета расположена слишком близко к собственному солнцу, да еще две теплые луны, поэтому, чтобы не страдать от избытка света и тепла, они "отбелили" поверхность планеты. Тем более что на всей суше наводился глобальный порядок - разравнивались горные хребты, уровень материков поднимался во избежание наводнений, смещались центры зарождения сезонных ураганов. Всех живых существ, разумеется, на это время пришлось убрать на луны и спутники, но ведь надо же было, в самом деле, рано или поздно этим заняться...

Рычин следил за причудливым танцем бронзовой жужелицы, медленно шалея. Сиянье, мерцанье, переливы - до какой же степени все это может осточертеть за каких-нибудь три часа своего бесконечного и бесшумного круговорота! И во всем этом радужном беличьем колесе было одно-единственное место, на котором мог отдохнуть человеческий глаз, и Рычин стал неотрывно туда глядеть.

Это был просто-напросто коридор, наклонно уходящий вниз, к подземным этажам космопорта. Овальная прохладная дыра, из которой непрошенно выползали стебельки темно-зеленого вьюнка, тоже не доносила ни единого звука, но это была естественная тишина, свойственная темноте. Рычин неотрывно глядел на эти чуть покачивающиеся стебельки вьюнка и все не мог припомнить, где же он видел точно такую же причудливую листву цвета колодезного мха, а потом вдруг вспомнил - да на полотнах и фресках Леонардо, его уединенные и, несомненно, для сладких греховных забав предназначенные гроты с ручьями и без, и лукавые, балованные мадонны из богатых, не плотницких семейств, и всюду эта зелень, где каждый листок - с остреньким подбородком, словно крошечный темно-оливковый оттиск Марииного лица...