Джон Бранер: «Если», 1992 № 03

Невозможно было даже помыслить, чтобы кто-то сумел остаться в живых после катастрофы «Пеннирояла». Представьте: сумасшедшее падение из космоса сквозь атмосферу, буквально вырывавшую пылающие куски из корпуса корабля, — и затем тридцать миль вниз по усеянному камнями песчаному откосу, пока, наконец, корабль не врезался в огромную дюну, которая вобрала его в себя, как пулю, ушедшую рикошетом в насыпь вокруг стрельбища.

Каким-то чудом песок погасил очаги пожара на борту. А их было великое множество.

После этого долго ничего не происходило.

«Я жив».

Эта мысль медленно вошла в сознание Павла Уильямсона — и он ее возненавидел.

Павел был полупогребен в нечто плотное и податливое и задыхался от удушливого дыма. К тому же его кружило и переворачивало в кромешной темноте, пока к горлу не подступила тошнота. Голова разламывалась, во рту стоял привкус крови, тело казалось сплошным кровоподтеком, острая боль в правой лодыжке не давала шевельнуть ногой.

Сами по себе эти небольшие, в общем, повреждения не были достаточной причиной для того, чтобы жаждать смерти. Было другое, куда более важное основание. Как врач корабля, не разбиравшийся в навигации, Павел не представлял себе, где же находился «Пеннироял», когда на борту произошел взрыв. Но Павел был абсолютно уверен: планета, на которую они рухнули, не земного типа.

Поэтому вихрившийся вокруг «дым» вполне мог оказаться смертельным. В таком случае наилучшим — и единственным — выходом было собраться с духом и ждать милосердной кончины.

Павел не был профессиональным космонавтом — просто молодой врач подрядился работать на космической линии, чтобы повидать обжитую галактику перед тем, как осесть в подходящем мире. В свое время он интересовался формулами самогипноза, к которым кое-кто из космонавтов прибегал в чрезвычайных обстоятельствах, подобные нынешним. Закрыв глаза — не из-за того, впрочем что они что-либо различали, поскольку вокруг стояла кромешная тьма, — Павел принялся повторять про себя одну из этих формул.

И замер.

Стук!

Оседают какие-то обломки?.. Что-то падает на гудящий стальной пол?..

Нет, не то! Павел сделал резкое движение, потревожив пораненную ногу, — тело отозвалось новой вспышкой острой боли. Нет, стук был слишком размеренным. Вот эти удары раздаются опять: один — два — три, пауза, один — два — три, пауза. Словно бьют по переборке кулаком или каким-то твердым предметом.

До него дошло: на борту есть кто-то еще, и если уж удалось выжить в катастрофе, то дела не так плохи, как он предполагал! Вместе они попробуют соорудить какой- нибудь маяк, который наведет поисковую партию на обломки корабля!

И если дым был именно дымом, а не ядовитой смесью газов, тогда…

Павел отчаянно забарахтался в массе чего-то мягкого, гадая, где он находится, и вдруг сообразил: меха! Он знал, что на борту «Пеннирояла» была партия мехов. Шкурки складировали в отделении, расположенном по соседству с его медицинским кабинетом. Торговцы мехами частенько решались на дополнительную плату за перевозку своего товара лайнером вместо грузовика. Время от времени совершая сделки с кем-нибудь из паса- жиров побогаче, они не только покрывали разницу, но и получали прибыль. Меха, судя по всему, хранились не в тюках поскольку как раз перед катастрофой их выставляли на продажу. Теперь понятно, почему он отделался ушибами: его выбросило сквозь переборку — в целях экономии веса тонкую, как бумага, — и швырнуло на охапку мехов.

Барахтаясь, едва ли не вплавь, он начал пробиваться «на поверхность» груды мехов и вскоре почувствовал, что вес его всего лишь немногим меньше нормального земного. Он воспрял духом. В конце концов, и воздух здесь может оказаться пригодным для дыхания. Система, куда они держали путь, могла похвастаться двумя планетами с высоким содержанием кислорода. Пункт их назначения — планета Картер. Но была еще одна, Квазимодо, пока не освоенная. Если его догадка верна, и они находятся на Квазимодо, здесь едва можно дышать, ибо растительность, насколько он помнил, только-только начала завоевывать сушу. Большей частью это пустыня — песчаная или каменистая — и, наверное, холодная. Прибрежные растения давали атмосфере около двух третей нормального, земного количества кислорода, но мутация шла быстро, растения отвоевывали территорию, так что лет этак через миллион можно ожидать заметного улучшения.