Владимир Яценко - Бог одержимых (сборник)

— Это не колпаки, — сказала Рамзия. — Это у них капюшоны на бурнусах. А темнота и "колпаки", чтобы никто не мог увидеть суры. Это запрещено. К сурам только на ощупь можно прикасаться. А как ты срисовывал? Темно же? Там же не было света!

— Мне и не нужно. Я же ВИДЕЛ!

— Ах, да! "Видел"… — она задумалась, а потом сказала: — А ведь я могла бы перевести это.

— Правда? — пришла моя очередь удивиться. — Здорово! Ты, всё-таки, шпионка? Или шифрам всех астроархеологов учат?

— Нет, я — не шпионка, — обиделась Рамзия. — Расшифровка и перевод — это не одно и то же. Я могу говорить с хранителями. Если это их язык, думаю, что справлюсь.

— Интересно. Может, тогда скажешь, что хламидам от меня нужно? Зачем приходят? Что рассказывают?

— Прекрати их называть "хламидами", — поморщилась Рамзия. — И они не рассказывают, Коля. Они спрашивают. Сегодня они пытались у тебя выяснить, ты ли тот, кого они ждали, и когда будешь просить.

— Ого! — я пожал плечами. — Как интересно. А о чём просить? И что я ответил?

Она внимательно на меня глянула:

— Ты сказал, что просить будет другой. И срок назвал — через двадцать лет.

И тут я будто из омута выплыл:

— А тебе, Рамзия, откуда известно, что эти закорючки — суры их священных колонн? И почему думаешь, что колонны — священные?

Она не стала отпираться:

— Я долгое время жила с ними, Коля. Я ведь, знаешь ли, была у них в плену…

"Уважаемый дядя Толя, произошёл несчастный случай, ваша дочь Патриция вместе с остальными ребятами погибла в водопаде. Сам-то я уцелел, потому что в это время занимался обедом. Сами понимаете: дрова, костёр, похлёбка… я отговаривал их от сплава в первый день. Настаивал, что нужно пройтись выше по ручью, опробовать верхние участки. Но они меня не послушались…"

Я — трус. Вот в чём всё дело.

Первый раз я струсил, когда чистил картошку, пока мои друзья умирали. Второй раз — когда решил остаться здесь, у водопада, в поисках слов, способных утешить родителей погибших. Но только сегодня утром, глядя в лицо туману, я вдруг понял, что таких слов нет. Они не придуманы Господом. И значит это, что имя моим поискам — глупость. Поступать и делать следует так, чтобы не было надобности в таких словах. И ЭТО будет по-божески…

Призрак растворился под порывами тёплого ветра, и через несколько минут озеро заголубело в лучах раннего солнца, отражённых от далёких вершин и ледников. А я вернулся в лагерь и приготовил завтрак. Когда я принёс котелок и чайник в палатку, Рамзия уже ждала меня. Её угол стола был чист от бумаги, а взгляд — от забот.

И она молчала.

Я понял, что это не к добру. За прошедшую после стычки с хламидами неделю Рамзия настойчиво работала над переводом, и я не сомневался в успехе её предприятия. Ложился ли я спать, или возвращался с обрыва — она всегда сидела за столом в окружении моих рисунков, начинавших теряться среди вороха её записей. Когда-то я видел в ней авантюристку, но теперь мне открылся труженик, который не опустит молот, пока от стены не останется даже фундамента.

— Похоже, ты закончила свою работу?

Она посмотрела на меня, и сразу стало неуютно.

Рамзия уже полностью пришла в себя, отъелась и превратилась в привлекательную молодую женщину. Она привыкла к большой палатке, и мне пришлось "переехать" в Ленкину.

— Да, — сказала Рамзия, — я прочла это.

— Ого! — сказал я.

— Это не "ого", Коля. Это дорога к звёздам.

— Ого! — нахально повторил я. — Инструкции по изготовлению каменных топоров и звездолётов в пещерных рисунках?

— Это допущение оказалось ошибкой, — тускло отозвалась Рамзия, думая о чём-то далёком. — Это не инструкции, как я полагала вначале.

— Ни инструкций нам, ни текста, а побольше масла в тесто! — бодро отбарабанил я первое, что пришло в голову.

…Подумаешь! Меня не интересовали чужие тайны. Абсолютно! Тут со своими бы разобраться. Причём тут тесто, например? И почему я вспомнил о масле? Что-то я давно не видел масла…

— Да ты поэт?! — фальшиво удивилась Рамзия. — Над чем сейчас работаете, маэстро? Что готовите?

— В основном, эпитафии, — душевно сказал я. — Много заказов в последнее время. Видно, сезон…

Завтрак мы готовили по очереди, обед — всегда я, а ужинали, чем придётся. Такая очерёдность установилась из-за бестолковости Рамзии: она никак не могла отыскать в палатках съестное и всё время жаловалась на гниль вместо овощей, ржавчину на консервах и плесень на пакетах с сушёными продуктами. Так что добыча пищи со склада была на мне — перед обедом я переносил из палаток ребят столько припасов, чтобы их хватило до следующего утра.