Андрей Лазарчук - Солдаты Вавилона

— Танька! — выдохнул Дима.

— Ништяк, — проворчала она. — Говорила же — берет их обычная пуля. Аргентум, аргентум…

И тут Диму настигла настоящая боль.

Он кряхтел и стонал, когда Татьяна раздевала его, когда промывала из чайника раны, бормоча: «Хуже рыси, хуже рыси, ей-богу…», когда перевязывала его же и ивановой разодранными рубашками. А потом боль как бы отдалилась, и стало легче — если не двигаться.

— Еще один, — вдруг будничным тоном сказал Иван. — Пончик, давай сюда лом.

Дима, вскрикнув, вскочил и оглянулся. Но это был не еще один. Это был все тот же. Он полз, цепляясь правыми ногами и стуча костяным телом о ступени. Левые ноги волочились, как хвосты.

— Погодь лом, — сказала Татьяна.

Она передернула затвор, подняла двумя руками пистолет на уровень глаз и выстрелила. Заложило уши. Паука подбросило на ступеньку вверх, секунду он будто бы балансировал, потом покатился и распластался у подножия.

— Берет их свинцовая пуля! — с нажимом повторила Татьяна. В звоне, наполняющем подвал, голос ее прозвучал странно.

— Это дневная тварь, — из своего угла сказал Пашка. — А то о ночных речь шла.

— А ты бы помалкивал, боец, — сказала Татьяна. — Не обоссался хоть?

— Танюха, не надо так, — сказал Дима. — Не добивай его. Мало ли, что по первому разу бывает?

— Когда бы по первому, — сказала Татьяна. — А то…

— Сам не знаю, что со мной, — сказал Пашка. — Не боюсь, не боюсь, не боюсь — а потом как лопнет что…

— Все это лирика, — сказал Дима. — Давайте как-нибудь выбираться отсюда.

Девочка провела его в комнату без окон — впрочем, в этом доме нигде не было окон, — предложила посидеть на диване и вышла. Диван был неплох, но Микк все равно не сумел откинуться на спинку — сидел, склонившись чуть вперед и твердо упершись ногами в пол. В любой миг он мог вскочить. Здесь это ни к чему, но сбросить напряжение он был не в состоянии. Вернулась девочка — принесла чай и печенье. Чай был густой и без сахара. Кип не забыл. Кип много чего забывает, но как раз такое помнит железно.

— Он ничего не говорил? — зачем-то спросил Микк.

Девочка молча покачала головой и ушла. Странная девочка. Похожая на мягкую рыбку.

Микк потрогал портфель. Еще почти горячий. А здесь хорошо, прохладно. Правда, пахнет какой-то дезинфекцией. Прошлые разы, кажется, не пахло. Или пахло? Он стал вспоминать. Снова вернулась девочка и поставила на стол букет цветов.

— Чем это пахнет? — спросил Микк.

— Фильтры новые, — сказала девочка. — Утром меняли.

Ушла.

Вот так, подумал Микк. То ли пахнет новыми фильтрами, то ли пахнуть ничем не может, а значит, мне кажется. Галики идут. Или, как теперь их называют, нашки. Тот парень, Аспес, упоминал о запахе. Резком и на что-то похожем. Запах тревожил и отвлекал — перебиваемый ароматом цветов, еще сильнее, чем прежде.

Что скажет Кип? Интересно, что скажет Кип? Микк стал представлять себе все возможные ответы Кипа. Это мгновенно надоело, но остановиться он не мог. Надо выпить, подумал он. Надо срочно выпить. Граммов сто. У Кипа должно быть. По крайней мере, спирт есть наверняка.

Как же долго он моется…

Он только успел подумать об этом, как дверь открылась, и вошел Кип, доктор Кипрос Эф Маренго, в одних белых шортах и шлепанцах, с огромной черного стекла бутылью в руке. Запах дезинфекции усилился.

— Привет, ковбой! — сказал он, протягивая щетинистую руку.

— Привет, жопорез! — Микк эту руку пожал. Несколько секунд они давили друг другу кисти, и Микк победил, как всегда — но ему почему-то показалось, что Кипрос поддался.

— Примем в организм, а? — предложил Кипрос, встряхивая бутыль.

— Я что, когда-нибудь отказывался? — вернулся на диван Микк.

Вот теперь он смог сесть нормально: откинувшись, заведя за голову руки, положив ногу на ногу… Лет десять назад на курсах социальной гигиены — занесло же, запоздало удивился Микк — лектор доказывал им, что алкоголь на организм практически не влияет, а влияет ритуал: добывание бутылки, ожидание, разлив, тост… На следующую лекцию вместо воды ему налили чистого спирта в стакан. Порезвились.

Но вот надо же — не пил, а полегчало…

В бутылке оказался ромовый пунш. Кипрос поверх бокала подмигнул Микку.

— Ладно, — Микк поставил пустой бокал на журнальный столик; получилось слишком громко. — Что скажешь?

— Что скажу? — переспросил Кипрос. — Что тут можно сказать… Мне кажется, что это не артеноны… Ты знаешь, что такое «артенон»?