Роджер Желязны: Произведение необыкновенной красоты

"Добрый вечер. Пожалуйста, не останавливайтесь и примите свой аспирин".

Он так и сделал. Потом взял с полочки стакан с коктейлем.

— Надеюсь, вам нравится мартини?

"Нравится. Весьма. Пожалуйста, выпейте еще".

Он ухмыльнулся нашему отражению и вернулся в гостиную.

— Что вы такое? Психоз? Диббук? [2] 2. Диббук — демон или душа умершего, которая вселяется в тело живого человека и управляет его поведением (евр. фольклор).

"О нет! Ничего подобного — всего лишь зритель".

— Не могу припомнить, чтобы я продавал вам билет.

"Вы и в самом деле меня не приглашали, но не думаю, что вы стали бы возражать, если бы я продолжал молчать…"

— Очень мило с вашей стороны.

Он смешал еще один коктейль, затем выглянул на улицу, на стоящий напротив дом. Там были два освещенных окна, на разных этажах, — словно два перекошенных глаза.

— Вы не возражаете, если я спрошу зачем?

"Ничуть. Я надеюсь, вы даже сможете мне помочь. Я — странствующий эстет. Но у меня нет тела. В мирах, которые я посещаю, мне приходится временно, разумеется, поселяться в чужих телах — предпочтительно в телах существ, чьи интересы сходны с моими".

— Понимаю — вы незваный гость, "заяц", так сказать.

"Пожалуй, в каком-то смысле, да. Но я стараюсь не доставлять своему хозяину никаких неудобств. Обычно мой хозяин так и остается в неведении, что я жил в его теле. Но я вынужден вскоре покинуть вас, а последние несколько лет кое-что постоянно не дает мне покоя… И раз уж вы догадались о моем существовании и сумели сохранить здравый рассудок, то я решил задать вам один вопрос".

— Ну что ж, спрашивайте. — Тон его голоса стал резким и очень раздраженным. Я сразу понял причину случившейся с ним перемены.

"Не думайте, — сказал я ему, — что я как-то влиял на ваши мысли или поступки. Я только зритель. Мое единственное занятие — смаковать красоту".

— Очень интересно! — усмехнулся он. — И как скоро это произойдет?

"Что "это"?"

— То, из-за чего вы меня покидаете.

"О, это…"

Я не знал, что ему сказать. Но что он, в сущности, может сделать? Лишь будет немного больше страдать…

— Ну?

"Мое время истекло", — объяснил я ему.

— Я вижу вспышки, — сказал он. — Песок и дым, и пылающий бейсбольный мяч.

Он был слишком восприимчив. Мне казалось, я хорошо скрыл от него эти образы.

"Ну… В час ночи наступит конец света…"

— Хорошо, что вы меня предупредили. Как это произойдет?

"По проекту "Эдем" собираются сдетонировать подложку из расщепляющегося материала. В результате начнется чудовищная цепная реакция…"

— А вы не могли бы как-нибудь остановить ее?

"Я не знаю как. Я не знаю, что может остановить ее. Мои знания ограничены искусствами и науками о жизни. Вы сломали ногу, когда в прошлом году катались на лыжах в Вермонте. Но об этом вы так и не узнали. С подобными вещами я могу справляться, но…"

— И завывания сирен гражданской обороны в полночь, — продолжил Деверс.

"В час ночи, — поправил я. — По Восточному Стандартному Времени".

— Возможно, было бы неплохо сделать еще один коктейль, — сказал он, глядя на часы. — Скоро полночь.

"Мой вопрос…" — я прочистил воображаемое горло.

— А, да, что вы хотели бы узнать?

"Меня интересует вторая часть восприятия трагического. Я видел, как вы много раз испытываете жалость, но я не могу ее постичь. Я чувствую ужас, но сострадание — сострадание всегда ускользает от меня".

— Страх и его высшее проявление — ужас знакомы всякому, — сказал он. — Простейшие, элементарные чувства. Но сострадание… для этого нужно проникнуть в мысли и душу человека — не обязательно так, как это делаете вы, — прочувствовать все, что ощущает он, стоя на краю гибели, прочувствовать так, словно вы вместе с ним стоите над пропастью, и вы уже ничего не можете изменить, хотя вам чертовски бы хотелось, — вот что такое сострадание.

"О? И страх тоже?"

— …и страх тоже. Вместе с состраданием он составляет великий катарсис подлинной трагедии.

Он икнул.

"А трагический персонаж, из-за которого вы испытываете эти чувства? Он должен быть достойным и великим, не так ли?"

— Именно так, — он кивнул, словно я сидел напротив него в кресле. — И в тот последний момент, когда всевластный закон джунглей уже почти восторжествовал, он должен взглянуть в безликую маску Бога, и подняться, на это краткое мгновение, над мольбами своего естества и неотвратимым ходом событий.