Майкл Фостер - Воины Рассвета

Затем люди обнаружили, что не могут иметь от нас потомства. Это был удар. Они смогли сделать супермена, но ничего хорошего извлечь из этого не смогли. Суперирония! Он сделали невозможное, но никакой пользы для себя от этого не получили. Они стали как бы родственниками леров, но находящимися в далеком прошлом. Леры оказались не такими, как люди. Может быть, не лучше и не хуже… просто не такими. Шесть тысяч леров с низким уровнем рождаемости, таким низким, что нам пришлось разрабатывать систему браков и семейных отношений, чтобы понемногу увеличивать свое число. Шесть тысяч на планете, которую населяют пятнадцать миллиардов человек. Поэтому леры бежали с Земли.

Действительно, мы обладаем некоторыми способностями, которых не имеете вы. Например, память. Мы тоже можем забывать неприятное, но если для вас это только сдвиг в далекие области мозга, то для нас это полное стирание. Поэтому нам приходится быть крайне осторожными — ведь при неосторожности можно потерять и полезные сведения. Правда, это исключает саму возможность пыток — ведь каждый может при необходимости забыть все, что пожелает. У нас более широкий спектр видения — у нас существуют еще два цвета помимо семи.

Однако мы не можем видеть в темноте, и наш день кончается с наступлением сумерек. И низкая рождаемость… Но утверждают, что это закон эволюции — чем выше форма жизни, тем сложнее условия ее воспроизводства. Да и еще много отличий, вплоть до внешнего вида. Вы очень завидуете тому, что мы долго выглядим молодыми. Но зато мы меньше времени проводим в зрелости. И секс в юности. Он дан нам вовсе не для удовольствия, а для того, чтобы в зрелости, которая у нас длится сравнительно недолго, мы не отвлекались на секс в ущерб полезной деятельности. Да, в юности мы испытываем двадцать лет интенсивной телесной любви, но бесплодной, совершенно бесплодной. А потом приходится связывать жизнь с тем, кого тебе назовет совет клана, а не с тем, кого хочешь ты.

— А если любовь, Лизендир? Что тогда?

Она коротко рассмеялась, но в смехе этом не было веселья. Она чуть не плакала.

— Тогда жизнь наша становится мукой. Ведь мы наделены памятью, и мы помним все до мельчайших подробностей. Наша память — наше проклятье. Вот почему я не хочу ничего иметь с тобой. Я просто хорошо помню остальных. Ты видишь во мне просто секс. Развлечение. Безответственность. Но как мне придется потом расплачиваться за это!.. Подумай — у тебя есть любимая, и ты наслаждаешься с нею. Затем приходит зрелость, и вас разлучают, а когда вы снова свободны друг для друга, вы уже стары, и вам остается только вспоминать, как все было.

— А почему бы вам не соединяться просто по любви?

— Это невозможно. Весь вопрос в генах. Они могут быть нестабильными, а нам нельзя рисковать — это может привести к появлению мутантов, субрас. Ведь у искусственно выведенной расы большая вероятность мутаций, и следовательно, нужно тщательно выбирать производителей потомства.

Она погрузилась в молчание. На улице стало совсем темно, и Хан видел только бледное пятно ее лица. Сейчас Хан видел ее лучше, чем она его, хотя, конечно, она могла с большой точностью определить его местонахождение по звукам и запахам. Где-то вдали слышались крики незнакомых животных. Лизендир вздохнула.

— А теперь поговорим о нас с тобой. У тебя ко мне не просто плотское желание, а нечто более глубокое. Я тоже молода и жажду любви. Для меня ты слишком примитивен, хотя и не лишен приятности. Я к тебе ощущаю более глубокие чувства, чем когда-либо, и мне будет нелегко забыть тебя. Но между нами не может быть ничего. У нас не будет будущего. Разве ты сам не видишь этого?

Хан ответил не сразу. Он и сам ощущал нечто подобное. Он знал, что теперь любовь для него перестала быть развлечением, игрой. Теперь это стало для него очень серьезным делом. Но возможна ли любовь между ними?

Он спросил:

— Правда ли, что ваш любовный акт длится дольше, чем наш?

— Конечно. И дольше, и чаще. Так что любовь между нами будет мукой для нас обоих. Что может получиться из нее кроме того, что ты сожжешь мое сердце и измучишь себя?

Он и сам думал о том же. Ответа на поставленный ею вопрос он не знал. В тесной хижине нарастало напряжение, и, чтобы разрядить его, он встал и начал убирать посуду после ужина. Лизендир вышла из хижины, и вскоре Хан услышал, как она плещется в ручье.

К тому времени, как он закончил уборку, пришла и Лизендир, одетая в чистое платье. Старое она повесила сушиться. После нее пошел мыться Хан. Ледяная вода не смогла погасить его пыл, не смогла залить огонь, который бушевал в нем.