Артур Кларк - Мир-Земле (сборник)

Тем временем Марк называл все новые цифры. Кот прыгнул ему на колени, навалился на ладони и задремал.

Марк привык к ежегодной процедуре и многие цифры называл машинально. Столько-то на дома престарелых. Столько-то на питание школьников. Столько-то на экологические проекты, на медицинские исследования, на развитие энергетической сети.

Он долго обдумывал только рубрику военных расходов. Оружия хватит не один раз уничтожить планету. Зачем же еще? Марк предпочел перевести деньги ветеранам войн. Он и сам понюхал пороху: хотя вьетнамская война закончилась еще до его рождения, он не избежал нефтяных войн, участвовал и в авантюрах в Латинской Америке. Оба его брата погибли в джунглях, а сам он получил два ранения. Если вложить еще денег в военные расходы, вернет ли это убитых братьев?

Слова на экране вдруг расплылись. Марк вынул ладонь из-под теплого живота мурлыкающего даже в дреме кота и вытер слезы.

КОНЕЦ СПИСКА, МАРК. ОСТАТОК 795 ДОЛЛАРОВ 32 ЦЕНТА. ПОВТОРИТЬ ВОЗМОЖНЫЕ СТАТЬИ РАСХОДОВ?

— Нет, — сказал Марк, заморгав. Буквы снова расплылись.

ВЫ ОБЯЗАНЫ РАСПРЕДЕЛИТЬ ВЕСЬ НАЛОГ ДО ПОСЛЕДНЕГО ЦЕНТА.

…В те солнечные дни детства они проказили втроем. Счастливые дни закончились вместе с гибелью братьев. Да, скорбеть по павшим — святой долг, но был ли смысл в их гибели, был ли смысл?..

ПОВТОРИТЬ ВОЗМОЖНЫЕ СТАТЬИ РАСХОДОВ?

— Нет, — тихо ответил Марк.

ВВЕСТИ ДОПОЛНИТЕЛЬНУЮ СТАТЬЮ? — догадалась машина.

— Да, — сказал старик почти шепотом.

ЖДУ ВВОДА ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ СТАТЬИ.

— Мир, — сказал Марк, и слово зависло в тишине.

БУДЬТЕ ДОБРЫ, ТОЧНЕЕ.

— Я сказал МИР, черт побери! — выкрикнул Марк. — Мир — вечный и нерушимый!

Кот испугался и спрыгнул с колен хозяина. Марк резко встал, опрокидывая стул. Его глаза ничего не видели от слез. "Дурень, ну и дурень!" — тут же устыдился он своей горячности.

В тот же день, пятнадцатого апреля, больше двухсот миллионов налогоплательщиков высказали то же желание.

К рождеству оно осуществилось.

Итак, мир — вечный и нерушимый.

Вот это пока еще — фантастика. Человечество стоит на распутье, перед ним две дороги — дорога жизни и дорога смерти, прочный мир либо всеуничтожающая война. На протяжении своей истории людям постоянно приходилось выбирать между войной и миром, и слишком часто, недопустимо часто выбор бывал неверен.

Как развивалась бы история, если б не было Тридцатилетней войны в Европе и Войны за независимость в Северной Америке, если б удалось предотвратить первую и вторую мировые войны? Или, с другой стороны, что было бы, когда б эти войны закончились не в свой срок, но продолжались еще какое-то время? Вопросы из области гипотетического, но фантастика на то и фантастика, чтобы среди прочего отвечать и на такие вопросы.

Саке Комацу, подданный империи, которая первая и, к счастью, единственная испытала на себе разрушительную мощь ядерного оружия, "проигрывает" в новелле "Мир — Земле" подобное фантастическое допущение применительно к Японии и ее народу. Вскрывая безумие милитаризма как особо утонченной формы растления неокрепших душ, несущей гибель подросткам и юношам, еще толком не отведавшим жизни, писатель утверждает мир как непререкаемую ценность и верховное благо человека.

Несколько исторических фактов, необходимых, чтобы проникнуть в смелый замысел художника и оценить совершенство его воплощения.

6 августа 1945 года американцы взорвали атомную бомбу над Хиросимой, 9 августа — над Нагасаки. 15 августа император Хирохито выступил по радио с обращением к нации, в котором заявил о том, что Япония принимает условия Потсдамской декларации. 2 сентября Япония подписала Акт о капитуляции.

Мелькнула человеческая тень. Он машинально спустил предохранитель, прицелился и затаил дыхание. Впереди тихо покачивался колос мисканта. Высокая пожелтелая трава зашуршала, заколыхалась, и оттуда высунулся крестьянин плутоватого вида, с обмотанной грязным полотенцем головой и вязанкой хвороста за плечами.

Тогда он поднялся и шагнул навстречу старику, держа наготове карабин.

Старик в ужасе шарахнулся. Испуганное лицо на миг исказилось злобой, но тут же стало непроницаемым. Тот подошел вплотную к старику.

— Жратва есть? — спросил он. — Я голоден!