Станислав Лем: Блаженный

- В чу...лане, - пробормотал Трурль. Это было ложью - он давно уже вывез их тремя партиями в Городскую Библиотеку. К счастью, труп его наставника не мог этого знать, так что профессор, довольный своей проницательностью, продолжал более благожелательным тоном:

- Ну ясно. Однако же мой гедотрон никому, ну просто никому не нужен, ибо сама уже мысль о том, что межзвездную пыль, планеты, спутники, звезды, пульсары, квазары и прочее надо переделать в бесконечные шеренги Экстаторов, могла зародиться лишь в мозговых извилинах, завязанных топологическим узлом Мёбиуса и Клейна, то есть искривленных по всем направлениям интеллекта. О! До чего же я долежался! - снова распалился гневом усопший. - Давно пора врезать в калитку английский замок и зацементировать аварийную кнопку надгробия! Таким же звонком твой приятель - Клапауций - вырвал меня из сладостных объятий смерти; это было в прошлом году - а может, и позапрошлом, у меня ведь, сам понимаешь, нет ни календаря, ни часов - и мне пришлось воскреснуть потому лишь, что мой замечательный ученик не мог своими силами справиться с метаинформационной антиномией теоремы Аристоидеса. А я, прах посреди праха, я, хладный труп, должен был из могилы растолковывать ему вещи, которые он нашел бы в любом приличном учебнике континуально-топотропической инфинитезиматики. О боже, боже! Какая жалость, что тебя нет, а то бы ты задал перцу этому киберсыну!

- А... значит, Клапауций тоже был здесь... э... у Господина Профессора? обрадовался и вместе с тем безмерно удивился Трурль.

- А как же. Ни словом не обмолвился, да? Вот она, благодарность робота! Был, был. Ты-то чему радуешься, а? Ну, теперь скажи мне, только по совести, оживился покойник. - Ты хочешь осчастливить весь Космос и приходишь в восторг, узнав о конфузе приятеля?! А не пришло ли в тупую твою башку, что сперва не мешало бы оптимизировать свои собственные этические параметры?

- Господин и Учитель, а также Профессор! - перебил его Трурль, желая отвлечь внимание ехидного старца от своей персоны, - выходит, проблема Всеобщего Счастья неразрешима?

- Тоже еще! Почему, с какой стати?! Она лишь неверно тобою поставлена. Ведь что такое счастье? Это проще простого. Счастье - это искривленность, иначе экстенсор, метапространства, отделяющего узел колинеарно интенциональных матриц от интенционального объекта, в граничных условиях, определяемых омега-корреляцией в альфа-размерном, то бишь, ясное дело, неметрическом континууме субсолнечных агрегатов, называемых также моими, то есть кереброновыми, супергруппами. Ты, конечно, и слыхом не слыхивал о супергруппах, на которые я убил сорок восемь лет жизни и которые являются производными функционалов, называемых также антиномалиями Кереброновой Алгебры Противоречий?!

Трурль был нем как могила.

- На экзамен, - начал усопший подозрительно ласковым голосом, - можно, в конце концов, явиться неподготовленным. Но идти на могилу профессора, не заглянув хотя бы в учебник - о, это уже беспримерная наглость! - теперь он ревел так, что в микрофоне свистело и дребезжало. - И будь я еще в живых, меня бы уж точно хватил удар! - Тут его голос опять стал на удивление мягким. Итак, ты ровно ничего не знаешь, как будто вчера родился. Хорошо, мой преданный, способный мой ученик, утеха моя загробная! О супергруппах ты и не слыхивал; что ж, придется изложить тебе суть дела популярным, упрощенным манером, так, словно бы я обращался к полотерной машине или другой какой-нибудь автоприслуге. Счастье, из-за которого стоит стараться, - это не целое, но часть чего-то такого, что само по себе не является счастьем и не может им быть. Твоя программа была сплошным тупоумием, ручаюсь честью, а посмертным останкам можно верить. Счастье - понятие не исходное, а производное, но этого ты, балбес, не поймешь. Я знаю, сейчас ты покаешься и поклянешься всеми святыми, что исправишься, возьмешься за ум и т. д., а вернувшись домой, не притронешься к моим сочинениям. - Трурль подивился догадливости Кереброна, ибо намерения его были в точности таковы. - Нет, ты собираешься попросту взять отвертку и разобрать на части машину, в которой сначала запер, а после угробил себя самого. Ты сделаешь, что захочешь, - я не намерен являться тебе по ночам и пугать тебя привидениями, хотя ничто не мешало мне перед уходом в могилу изготовить какой-нибудь Духотрон. Но копировать себя в виде призраков и пугать ими своих любезных питомцев я счел забавою, недостойной их и меня самого. Не хватало мне еще стать вашим загробным опекуном, лоботрясы! Nota bene*, ты знаешь, что убил себя только раз, то есть в одном лишь лице?