Станислав Лем: Эдип

- Значит, ты говорил, что ФБР не будет "так необходимо"? Почему не будет необходимо? Может быть, потому, что изменится строй?

- Нет! Нет! Строй не изменится!

- Ах, не изменится... - почти ласково проговорила машина и внезапно: Любишь птиц?

- Нет! - крикнул Коулмэн.

- Любишь голубой цвет?

- Нет!

- Любишь голубей?

- Нет! Я не терплю голубей!!! - заверещал ученый. Он потел все отчаянней, становился все более мокрым. Испаряющийся пот попадал в чувствительные гидрометры, за это полагались штрафные очки.

- Ты говорил, что нужно ликвидировать ФБР?

- Я говорил в хорошем смысле! Я лояльно говорил!

- Не выкручивайся. Отвечай точно на вопрос: говорил, что нужно ликвидировать ФБР или нет?

- Я не хотел... Ай!!!

- Перестань лгать. А что ты имел в виду, когда говорил: "Новый способ определения справедливости станет достоянием американского общества".

- Это мог только этот скотина кельнер!!! - завопил Коулмэн, дрожа от отчаяния и злости. Специальные устройства под креслом непрерывно регистрировали эту дрожь, добавляя за нее все новые штрафные очки.

- Почему бросаешь тень на лояльного обывателя? Заботься лучше о себе, правдиво отвечая на вопросы. Какой это должен быть новый способ?

- Я имел в виду автоматизированный... - начал Коулмэн, но, сообразив, что машина этого не поймет, ибо среди сформулированных для нее понятий ничего не было об автоматической Фемиде, поспешно поправился: - Я имел в виду всеобщую, американскую, демократическую справедливость...

- А почему ты противопоставляешь будущее настоящему? Разве теперь у нас нет всеобщей, американской, демократической справедливости?

- Есть! Есть!!

- А что же должно быть в будущем?

- Не знаю! Будет то, что есть! Нет, будет то, что сочтет нужным наше дорогое правительство и уважаемые тресты и монополии!

- А почему, говоря это, ты дрожишь и потеешь?

- Тут очень жарко... - простонал Коулмэн. В ту же секунду щелкнул выключатель и с потолка на него обрушилась струя холодного как лед, воздуха. Он застучал зубами.

"Спасите!" - хотелось ему закричать, но он только тщетно извивался в стальном объятии держателей. В это мгновение он вспомнил о контакте 67 Альфа. Если попробовать осторожненько нагнуться, просунуться под переднюю стенку машины - может быть, ему посчастливилось бы вытащить этот контакт из гнезда и вставить наоборот... Тогда все минусы будут пересчитаны на плюсы...

Дрожа от страха и нетерпения, Коулмэн, как уж, начал выскальзывать из охвативших его рукоятей, насколько это было возможно. Пальцы его уже нащупали холодную поверхность металла. Внезапно раздался громкий щелчок, двери распахнулись, и два стражника в мундирах ворвались в кабину.

Коулмэна в угрюмом молчании дотащили до камеры. Передавая его тюремщику, высокий стражник сказал, не переставая жевать:

- Мэтью, следи за этим типом, это не просто подрывной элемент, он машину сломать хотел. Представляешь, парень?

- Понятно, - флегматично ответил Мэтью. - Ученые - это самое дерьмо...

- Мало что ученый! Я тебе говорю, это шпион или еще хуже.

- Может, его еще раз проверить?

- Ладно, потом. Ему настукало почти четыреста минусов, представляешь, парень? И такие вот типы преподают в этих, как их там... универках...

- Самое время их всех прикончить, - подтвердил тюремщик и чмокнул так, что жевательная резинка отклеилась от неба. Аккуратно вжевывая ее вновь, он испытующе посмотрел на ученого и взял его железной хваткой за плечо.

- Ты, большевик... чего трясешься? Уже все! Сколько ему вляпали? обернулся он к стражникам.

- Чепухой отделался, восемь лет.

- Ну ты, старая обезьяна, - заорал тюремщик, звякнул ключом, ногой оттолкнул решетку и двинул профессора по затылку.

Коулмэн с глухим стоном рухнул на каменный пол.