Томас Диш - «Если», 1995 № 09

— А каковы критерии отбора включаемых в серию произведений, по каким принципам серия организуется?

— Ну, с этим куда сложнее, чем с названием… Подход тут двоякий. Начнем с переводной литературы. Здесь мне — нам — хочется, чтобы серия (не сразу, разумеется, но в итоге) была достаточно репрезентативной. Чтобы в ней были представлены имена, без которых зарубежная НФ, начиная с поры американского Золотого Века и по сей день, попросту немыслима. Говорю об американском Золотом Веке как о временной вехе — ограничиваться англоязычной литературой мы не намерены, хотя место ее, несомненно, будет достаточно велико: что ни говори, а в мире-то она превалирует. Однако в планах у нас есть и французский, и немецкий тома, а в дальнейшем, надеюсь, география расширится. Но не это, разумеется, главное. Обращаясь к именам громким, мы намерены издавать те произведения, которые вовсе не известны отечественным читателям или, во всяком случае, малоизвестны. Так, вскоре увидит свет том Мака Рейнольдса (насколько мне ведомо, второй его авторский сборник на русском языке), а также два ранних романа Роберта Хайнлайна — «Там, за гранью…» и «Шестая колонна», причем эти последние выйдут под именем Энсона Мак-Дональда, под тем псевдонимом, под которым они были опубликованы в «Эстаундинг сайнс фикшн». Кроме того, мы готовим два тома Алгиса Будриса (его называли лидером поколения шестидесятых наряду с Робертом Шекли и Филипом К. Диком), а также тетралогию Эмиля Петайи «Сага об утерянной Земле», написанную по мотивам «Калевалы».

Что же до литературы отечественной, то здесь подход несколько иной. Мне хочется — ив этом мы с издателем опять-таки солидарны — представить здесь именно сегодняшний день русской фантастики; поле, таким образом, заведомо сужено. Разумеется, если вдруг — неким чудом — обнаружится никогда не публиковавшийся роман, скажем, Александра Беляева или Ивана Ефремова, такому произведению в «Числах и рунах» были бы честь и место… Увы, чудес практически не случается. И потому я намерен и впредь включать в серию новые книги уже известных наших фантастов, как это было в случае с «Гравилетом «Цесаревич» Вячеслава Рыбакова или «Волшебной лампой генсека» Александра Тюрина, а также предоставлять возможность дебютантам: так, например, в этом году в составе серии должен увидеть свет роман петербуржца Андрея Легостаева «Наследники алвисида» — тридцатилистный том, являющий собой любопытную попытку отечественного вклада в «Артуриану». Впрочем, это о будущем. А пока я могу похвастать лишь пятью реально вышедшими книгами. Это «Гравилет «Цесаревич» Вячеслава Рыбакова и «Волшебная лампа генсека» Александра Тюрина, коих я уже упоминал, а из переводных — «Последний единорог» Питера Сойера Бигла, «Зерно богоподобной силы» Мака Рейнольдса и «Ночь в одиноком октябре» Роджера Желязны. Надеюсь, впрочем, что к концу года это число удвоится.

— А утонуть в рукописях не боитесь?

— Надеюсь, я для этого достаточно прилично плаваю. И посему любым творческим контактам с господами сочинителями и переводчиками всегда рад. Милости прошу присылать рукописи на адрес издательства «Лань» или связываться со мной по телефону (812) 274-63-35.

По договоренности с Киром Булычевым, свои отчеты о командировках в Великий Гусляр он в первую очередь предлагает читателям нашего журнала. В последний раз писатель побывал в славном городе полгода назад, о чем мы сообщили всем заинтересованным лицам в третьем номере «Если».

И вот летописец снова в Великом Гусляре…

Лев Христофорович пригласил к себе Удалова на чашку кофе. Ксения не разрешала Корнелию Ивановичу пить настоящий крепкий кофе, к которому он пристрастился за время своих космических странствий, полагала его вредным для удаловского сердца, а Минц сам был кофейным любителем, умел выбирать, молоть, обжаривать и варить в старинных армянских турках такой напиток, что его запахом пропитывался весь дом, и жильцы — кто с завистью, а кто с негодованием — нюхали воздух и покачивали головами. Впрочем, любой из обитателей дома № 16 по Пушкинской улице мог заглянуть к Минцу на чашечку, если тот, конечно, не был занят изобретательством или научно-теоретическими размышлениями. Но Минц большую часть суток был занят.