Кристофер Прист: «Если», 1995 № 08

Где-то в середине смены, принимая, как обычно, информационные импульсы, Туратски вдруг понял, что должен делать.

Входящая информация поступала в ферритовый сердечник в нормальном темпе. Последовательные тренировки приучили его как бы отключаться от потока информации, чтобы сосредоточиться на другом. Туратски сам не понимал, как у него это получалось, но ему удавалось отводить от себя все входящие импульсы. Вокруг ферритового сердечника возникало нечто вроде электронного кокона, причем давление входящего информационного потока уравновешивалось противодействием биоритмов.

Теперь Туратски мог сортировать информацию, находившуюся в банке памяти; он научился придавать ее потоку обратное направление.

Ферритовый сердечник начал выдавать серию наиболее ярких и убедительных примеров проправительственной пропаганды. Туратски израсходовал на это всю свою умственную энергию, и был момент, когда он засомневался, надолго ли его хватит. Информация патриотического содержания не иссякала.

Микроимпульс Хэнка едва смог пробиться сквозь этот поток.

— Что ты делаешь, Джо?

В его голосе, воссозданном средствами электроники, сквозило замешательство.

Туратски собирался ответить, но не успел. Он вдруг обнаружил, что окружен непроницаемой тишиной.

За все время пребывания внутри компьютера он вообще не замечал звукового фона. Но теперь этот фон исчез, и Туратски сразу вспомнил о нем. Не в силах вырваться на волю из ферритового сердечника, он ждал, окруженный полнейшей тишиной.

Изолированный от всего на свете, Туратски думал о Хэнке и Константайне, о новичке Мэнтоне и других заключенных. Его беспокоила мысль о том, что, возможно, он, воспользовавшись не прошедшей обработку информацией, каким-то образом подвел заключенных.

Туратски открыл глаза.

На него обрушилось множество разнообразных ощущений. Спинно-мозговой отдел позвоночника не переставал посылать информацию. Лопатками Туратски упирался в твердую поверхность скамьи. Над его головой нависли изогнутые лампы, чей свет бил в глаза. Ноздри раздражала одуряющая вонь формальдегида. Кожа на ощупь была влажной и холодной.

Какая же это роскошь — что-либо чувствовать!

Нижняя часть туловища находилась в жидкости, которая понемногу стекала вниз сквозь пазы в скамейке. Тело Туратски находилось в пластиковом футляре. При первом же его движении створки футляра раскрылись.

Вокруг стало нестерпимо холодно.

Поглощенный своими физическими ощущениями Туратски попробовал шевельнуться и в результате свалился со скамьи. Он грохнулся на пол и тут же попытался подняться. Руки и ноги дрожали. Он оперся руками о скамью, кое-как встал и огляделся.

К футляру, в котором только что находилось тело Туратски, была прикреплена аккуратная табличка с его именем. Ниже шел текст следующего содержания:

От комиссии по реабилитации:

ВЫШЕДШИЕ НА СВОБОДУ ЗАКЛЮЧЕННЫЕ ДОЛЖНЫ ОБРАТИТЬСЯ В БЛОК «Д».

Туратски обвел взглядом просторный зал, где он находился, и увидел сотни пластиковых футляров, — точно таких же, как тот, в котором покоилось его тело. Во всех футлярах виднелись мужские тела.

В футляре рядом с Туратски лежал невысокого роста жилистый негр.

На его табличке значилось: Генри Лукас Уилкс.

Несколько минут Туратски, упершись ладонями в крышку футляра, разглядывал негра.

Потом пробормотал:

— Извини, приятель.

Его передернуло, и он пошел прочь, на поиски блока «Д». На ходу он старался сообразить, как долго ему удастся убедительно играть роль новоиспеченного патриота.

В конце очередной смены Хэнк вместе с другими заключенными понял, что Туратски исчез.

Хэнк выдал микроимпульс:

— Падло…

И сплюнул в пустоту.

Отечественный читатель знаком с творчеством К. Приста в основном по его великолепному роману «Опрокинутый мир» в переводе О. Битова и менее известному — «Машина пространства». Прочитав эту миниатюру, любители фантастики смогли убедиться в том, что основное внимание писатель уделяет именно идее произведения, недаром его называют одним из самых «неожиданных» фантастов.

Комментарий, который подготовил к его рассказу обозреватель газеты «Московские новости», выглядит куда более прозаично…

В нашей стране с человеком может произойти все, что угодно. Его жизнь и права не защитит никто. Лишиться имущества, свободы или самой жизни можно в одну минуту. Государство, в котором мы живем, и общество, частью которого являемся, подобны слепой, безумной, абсурдной стихии. Лечь спать вечером в собственной постели, а проснуться утром арестантом на грязной тюремной «шконке» — проще простого. Законопослушны мы или не очень. Пьем и не помним, что случилось вчера, или абсолютные трезвенники. Занимаемся предпринимательством или учимся играть на валторне. Вне зависимости от того, какую Россию мы потеряли, отвратительная ситуация с правами человека в нашей стране была всегда. Нынешние смутные времена не исключение.