Анна Котова: Небо крылатых

— Давайте отрежем, чтобы не мешал, — пациент слабо хмыкает. — Будем с Уокером два сапога пара…

— Глупости мне тут не болтайте! — Бюнцер возмущен. — Глаз ему лишний! А голова вам не лишняя? Давайте и ее отрежем за ненадобностью!

— Давайте. Хоть болеть не будет. Все равно она ничего не помнит.

— Ну, имя-то свое вы вспомнили. Кстати, молодой человек, не было ли у вас прежде сотрясения мозга?

— Было. — И, неожиданно для самого себя, машинально, продолжает: — Второй раз я возвращаюсь из Грандстрима с разбитой головой.

…второй раз…

…из Грандстрима…

…я жду, когда солнечный зайчик коснется твоих губ. Тогда я поцелую тебя…

…я больше не могу без тебя, Алекс Роу…

По лицу раненого разливается зеленоватая бледность, глаза закрываются, зубы скрипят, стиснутые изо всех сил, и все же Бюнцер и Лина слышат из-за сжатых губ этот стон, который он запихнул бы обратно в глотку, да не может: слишком слаб. На подживающую рану из поврежденного глаза выскальзывает слеза.

Лина бросается к шкафчику с лекарствами, сует под нос больному дурно пахнущую склянку, но он отворачивается и цедит сквозь зубы:

— Уйдите. Быстро. Ну!

— Пять минут, господин Роу, — говорит Бюнцер и кивает Лине на дверь.

— Но перевязать…

— Через пять минут, Лина.

Лина и Бюнцер стоят у окна в больничном коридоре.

— Что с ним? — в голосе девушки тревога.

— Он вспомнил, — вздыхает Бюнцер. — Уж не знаю, что, но ему нужно побыть одному. Он сильный человек, ему невыносимо быть слабым, а сейчас он слабее некуда. Через пять минут мы вернемся и сделаем вид, будто ничего не произошло. Вы поняли меня, Лина?

— Да, доктор. Конечно.

Они смотрят в окно на пыльную зелень больничного двора и мысленно отсчитывают минуты.

Когда они вернулись в палату, лицо пациента осунулось еще больше, глаза лихорадочно блестели, но в них не было и следа слез. Только решимость и отчаяние. И злость.

— Бумагу и перо…

— Вы не сможете писать, юноша.

— Доктор, пожалуйста, бумагу и перо.

Лина принесла требуемое.

Он попытался взять перо в руку, но пальцы не слушались. И перед глазами все плыло.

— Доктор, будьте добры, запишите под диктовку.

Бюнцер пожал плечами, но сел на край койки, положил на колени планшет с клиническими назначениями, а сверху лист.

— Я готов.

— Пусть Лина выйдет.

Лина, кажется, немного обиделась, но послушно вышла, прикрыв за собой дверь.

— Пишите, доктор. Дословно.

— Да, конечно. Диктуйте.

— "Мы разбились о небо. Это не ветер. Нас ждали. Я вернулся один". Записали?

— Да.

— Дальше: "со слов Александра Роу лечащий врач Бюнцер, Норикийская муниципальная больница" — и ваша подпись.

— Написал.

— Это все. Отправьте с курьером немедленно. Пусть поставят три звезды — не за сложность, за срочность.

— Хорошо. Но вы не сказали, кому.

— Не сказал? Премьер-министру Анатоля господину Мариусу Бассианусу.

Доктор присвистнул.

— И, доктор, пожалуйста, забудьте об этом письме сразу, как отправите.

Премьер-министр Бассианус смотрит на металлический футляр с письмом. Три звезды.

Не за сложность — за срочность, сказал курьер.

Обыкновенный футляр.

Обыкновенный сургуч печати.

Ничего особенного.

Почему же за ребрами- сосущая тревога и боль?

Мало ли о чем мог написать ему неизвестный корреспондент. Может быть, это с верфи от Дагобела. Или из Минагиса от Гамильтона. Или из Миесса от управляющего. Или от адмирала Коблейна. Или…

Три звезды за срочность.

Что-то случилось.

Он медленно берет в руки футляр и ломает печать.

Господину Курту Бюнцеру

Уважаемый господин Бюнцер!

Прошу предоставить мне подробную справку о состоянии вашего пациента Роу.

Особенно меня интересует, когда он может быть доставлен в столицу для беседы.

Премьер-министр Мариус Бассианус

Господину Мариусу Бассианусу

Уважаемый господин Премьер-министр!

Отчет о состоянии пациента Норикийской муниципальной больницы г-на Роу прилагается.

Как лечащий врач, не могу позволить перемещать больного как минимум до 12-го Доратоса.

Курт Бюнцер

Он ушел из больницы рано утром пятого числа.

Лина вошла в палату с градусником и пилюлями — а койка оказалась пуста.

Он встал на ноги совсем недавно и ходил, держась за стенку, через каждые десять шагов останавливаясь, чтобы отдышаться. Трудно было ожидать, что он просто доберется до дверей больницы.