Александр Левченко: Машина для убийства

- Да, да, продолжайте, - подбадривает меня врач.

После того первого визита к психиатру я кое-что понял, и теперь могу достаточно свободно разговаривать на данную тему. Я рассказываю своему собеседнику о каких-то странных желаниях, о вроде бы раздвоении собственной личности, о таинственном Голосе, то есть в общих чертах верно описываю то, что со мной происходит, хотя конкретно речь идет о совсем других вещах.

- ...И этот Голос, например, говорит, - рассказываю я, - "ты помнишь, что должен зайти к нему с бутылкой самого лучшего коньяка?". Но, с другой стороны, я просто ненавижу эту сволочь, и даже видеть его - непереносимо для меня!

Врач слушает мой рассказ, и его лицо хмурится. Он несколько раз хмыкает и в конце концов деликатно останавливает меня.

- Понятно, понятно... Но видите, в чем здесь дело... вы обратились не совсем по адресу. Ведь я всего лишь невропатолог, а вам больше нужен...

Врач замолкает, по-видимому, раздумывая, не будет ли оскорбительно для меня звучать совет посетить психиатра, и это позволяет мне повернуть разговор в нужное русло.

- Один мой знакомый говорил о вас как о замечательном специалисте. Он сам хорошо вас знает, и потому я решил...

- И этот ваш знакомый посоветовал вам обратиться ко мне? - перебивает меня хозяин кабинета.

- Нет-нет, что вы! - отмахиваюсь я. - Я никогда не разговаривал с Богданом Николаевичем об этих вещах!

- Погодите, погодите! - неожиданно всматривается в меня врач. - Не о нашем ли дорогом политике вы говорите? Точно, вы - его водитель!

Он вскакивает на ноги, но через миг, будто посмотрев на себя со стороны, опускается обратно.

- Я припоминаю, он рассказывал мне о вас, о катастрофе... Ну что же, я постараюсь вам помочь.

Он выхватывает из одной из стопок, лежащих на столе, бумажку и что-то долго строчит на ней. Потом внимательно проверяет написанное и в конце концов вручает мне.

- Вот здесь, сверху, адрес и фамилия врача, хорошего специалиста и прекрасного человека, к которому вам нужно обратиться в первую очередь. Передадите ему эту записку, пусть обследует вас и напишет свои выводы. С ними снова придете ко мне, только перед этим позвоните по телефону. Вот здесь мой номер.

Мне остается только поблагодарить давнего Богданового приятеля и проститься. Однако прежде чем выйти из кабинета, я оборачиваюсь к врачу и говорю ему умоляющим голосом:

- Я только очень прошу вас, не рассказывайте Богдану Николаевичу о моем визите. Такие вещи не для того, чтобы их знало начальство. Я буду вам очень признателен...

Я выхожу в коридор, не давая ему времени на ответ. А оказавшись на дворе, неторопливо направляюсь к старой дуплистой липе. Возле дерева стоит мусорный ящик, его хорошо видно из окна кабинета, где я только что побывал. Вытянув из нагрудного кармана рубашки листок, я читаю записанную на нем фамилию, и саркастическая усмешка искривляет мой рот: это тот же врач, который консультировал меня в первый раз. Негусто, значит, у них с психиатрами. Я дважды складываю записку, медленно рву её на несколько частей и бросаю в ящик.

Мой автомобиль стоит в нескольких сотнях метров дальше, и я не спеша шагаю по тихой улице пригорода. Ярко светит теплое сентябрьское солнце, ветер гонит по небу легкие тучки, и сердце невольно сжимается от боли и обиды: за что, за какие грехи я так наказан? Как легко было на душе, как чудесно жилось ещё год назад...

Но как бы там ни было, служба остается службой. И без пяти минут три я вхожу в нашу штаб-квартиру. В приемной одиноко сидит Сергей, жуя свой любимый изюм, а за дверью кабинета шефа слышатся приглушенные дерматином возбужденные голоса.

- Привет, - говорю я и протягиваю руку Сергею. - Я не опоздал?

- Здравствуй, Алик, - отвечает Сергей, сильно, но без чрезмерностей пожимая мне ладонь. Одному типу, который подавал руку словно для поцелуя, он когда-то едва не раскрошил пальцы. - Нет, ты не опоздал. Бери вот, угощайся.

Я отсыпаю из пакетика горсть изюминок и сажусь в глубокое мягкое кресло. Вообще-то Сергей - замечательный парень, из тех, которые никогда не подводят, но тем не менее, оставаясь с ним с глазу на глаз, я ощущаю некоторый дискомфорт. Он никогда не начинает сам и не очень поддерживает завязанную кое-кем беседу, но и молчать тяжело под его взглядом, в котором прячется легкая насмешка. Меня спасает только то, что дверь кабинета неожиданно открывается, и оттуда выливается небольшая толпа. Все шумно прощаются, не обращая на нас с Сергеем внимания, и через несколько минут в приемной остаются только Богдан и двое его самых близких соратников по партии. После краткого разговора соратники снова скрываются за дверью кабинета, а шеф тяжело опускается в соседнее с моим кресло.