Жюль Верн - Город будущего

— Похоже на правду! — сказал Мишель.

— Так оно и есть, — отозвался Кэнсоннас. — От прошлого века мы унаследовали и тенденцию: делать все возможное, чтобы иметь меньше детей. Стоило молодой девице оказаться в интересном положении, как ее мамочке не терпелось высказать недовольство, а отчаявшийся молодой супруг проклинал свою оплошность. По этой причине число незаконнорожденных детей сегодня значительно увеличивается, а законные остаются в меньшинстве. Кончится тем, что бастарды [156] Бастард — внебрачный ребенок; побочный сын. окажутся в большинстве, станут хозяевами во Франции и сделают все возможное, чтобы принять закон, запрещающий установление отцовства.

— Похоже, вы правы, — заметил Мишель.

— Зло, если только можно говорить о зле, проникло во все слои общества, — продолжал Кэнсоннас. — Заметь, что такой закоренелый эгоист, как я, не порицает подобное положение вещей, он просто его использует. Но я хотел, чтоб ты усвоил: брак нынче отнюдь не означает семью, а узы Гименея, [157] Гименей — божество бракосочетаний в древнегреческой мифологии. увы, не способны более зажечь огонь домашнего очага.

— Итак, — вставил молодой человек, — допустим, что, по какой-либо невероятной причине, ты вдруг захотел бы жениться…

— Мой дорогой, я, как и все, начал бы с того, что нажил бы миллионы. Для совместной жизни требуется немало средств. Девушка без солидного приданого вряд ли выйдет замуж. И какая-нибудь Мария-Луиза со своими жалкими двумястами пятьюдесятью тысячами франков не может рассчитывать на внимание сына банкира.

— А как же Наполеон?

— Ну, Наполеоны не часто встречаются.

— Значит, ты не горишь желанием жениться?

— Отнюдь.

— А как насчет меня?

«Ну вот мы и приехали», — подумал пианист, уклонившись от ответа.

— Так и будешь молчать? — настаивал молодой человек.

— Гляжу я на тебя… — задумчиво начал Кэнсоннас.

— Ну и что?..

— И прикидываю, как получше связать тебя.

— Меня?

— Да, тебя, безумец, сумасшедший! Подумай, что с тобой станет?

— Я стану самым счастливым человеком!

— Давай поразмыслим: ты или гений, или нет! Если от этого слова тебя коробит, пусть будет — талант. Если у тебя нет таланта, то вам обоим грозит нищета. Если же он есть — другое дело!

— Как это…

— Дитя мое, разве тебе не известно, что гений и даже просто талант — это род болезни, и жене художника останется лишь смириться с участью сиделки.

— Представь себе, я нашел…

— Сестру милосердия, — парировал Кэнсоннас. — Да таких больше нет! На худой конец, отыщется что-то отдаленно напоминающее сестру, так сказать, кузину милосердия!

— Уверяю тебя, я ее нашел, — упорствовал Мишель.

— Женщину?

— Да!

— Девушку?

— Да!

— Ангела?

— Да!

— Тогда, друг мой, оторви у него крылышки и посади в клетку! А не то улетит!

— Послушай, Кэнсоннас, речь идет о юном, нежном, добром, любящем создании…

— И богатом?

— Напротив. На грани нищеты. Я видел ее только один раз…

— Ох, как много!.. Стоило бы, пожалуй, еще повидаться…

— Не шути, дружище! Она — внучка моего старого преподавателя, и я люблю ее до безумия! Мы говорили с ней будто старые друзья. Она еще полюбит меня! Поверь, она — сущий ангел!

— Ты повторяешься, Мишель! Паскаль сказал, что человек никогда не бывает ни ангелом, ни зверем! А ты со своей красавицей хочешь опровергнуть эти слова?

— О, Кэнсоннас!

— Успокойся! Ты не ангел! Черт знает что! Он, видите ли, влюблен! Он в свои девятнадцать задумал сделать то, что и в сорок еще почитается глупостью!

— А по-моему, быть любимым — большое счастье! — проговорил молодой человек.

— Хватит! Замолчи! — закричал пианист. — Ты меня бесишь! Больше ни слова! Не то я…

И Кэнсоннас, не на шутку рассерженный, стал тарабанить по девственно чистым страницам Большой Книги.

Разговоры о женщинах, о любви бесконечны, друзья продолжали бы их до самого вечера, если б… не ужасное происшествие, последствия которого предсказать было просто невозможно.

Страстно жестикулируя, Кэнсоннас неловко задел огромный сифонообразный аппарат, откуда он черпал разноцветные чернила, и красные, желтые, синие, зеленые потоки, словно извергающаяся лава, хлынули на страницы Большой Книги.

Кэнсоннас издал душераздирающий вопль, от которого все вокруг содрогнулось. Конторские служащие решили, что обрушилась Большая Книга.

— Мы пропали, — упавшим голосом пробормотал Мишель.