Евгений Акуленко: Поводырь

— Идем! — Мила утвердительно кивнула. — Веди!

Ага, осталось только указующую длань с носилок выпростать. Как Ленин с броневика. Праник вздохнул. «Веди»… Легко сказать.

Теперь сколько ни вглядывался в черный экран, видел только собственное отражение. Как символично! Действительно, при чем тут прибор? Когда виной всему психические сдвиги, вызванные тяжелыми жизненными потрясениями и избытком одиночества. А может, у него мозговая грыжа. Или галлюциногенные глисты.

— Можно мне посмотреть? — с носилками поравнялась Аня.

— Дарю! — Праник криво усмехнулся. — Носи на здоровье…

Некоторое время Аня сосредоточенно сопела, крутила наладонник в пальцах, тыкала в кнопки. Пару раз споткнулась, не глядя под ноги. И изрекла:

— Нам нужно взять чуть в сторону. Туда…

Праник закрыл глаза. В сторону, значит в сторону. Чего все от него ждут? Он сделал, что мог. У него вообще дырка в животе.

Мимо прошагал Ярик, прошипел зло, выразив общее мнение:

— Разминка для ног! Блажь и дурь!..

Оно и понятно. С точки зрения здравомыслящего человека ситуация абсурдная до крайности. Ладно, все готовы обманываться в ожидании чуда. Так жить проще, представляя, что кто-то возьмет за шкирку и вытащит волшебным образом в безопасное и теплое. Ну, так проходили же там только что сами. Глазами собственными видели: нет воды! Но все равно идут. Не верят, ноют, злятся, но идут. За юной девушкой со сломанным прибором. Почему?

— Восемьсот метров, — объявила Аня.

Над Праником клубилось свинцовое небо. Он по всем законам жанра должен был отдать концы три дня назад. Символично и извергнув на прощание что-нибудь мудрое. Для скрижалей. Ан нет…

— Пятьсот метров, — отсчитывала Аня. — Триста… Сто…

Редкий лесок закончился, вышли на луговину, заросшую кустами лозняка.

— Тридцать. Десять. Здесь… — Аня неуверенно остановилась. — Где-то…

Зола устало опустился на землю, опершись на автомат. С досадой ткнул каблуком в сухой суглинок. Демонстративно раскрошил пальцами красноватые комья, развеяв пыль.

Ни намека на воду вокруг не было. Чуда не случилось.

— Дальше что? — Ярик в сердцах сплюнул, повернулся спиной.

Аня беззвучно плакала. Худенькие плечики ее сотрясались от рыданий. Сзади подошла Мила, попыталась утешить, обняв. Та вырвалась, размазывая слезы по чумазому личику:

— Ничего не понимаю!.. Вот, три метра, — Аня держала наладонник, как распятие. — Метр… Полметра…

— Игры разума, — Ярик закатил глаза. — Может, хватит уже?..

Праник закашлялся, поперхнувшись словами:

— Полметра вглубь…

Надежда слабая, но все же. И повторил севшим голосом:

— Копайте!..

Зола вздохнул и без энтузиазма принялся долбить ножом неподатливую почву. Рядом присела Аня, стала выгребать ладошками сухое крошево.

Праник не видел, что произошло. Просто в какой-то момент Зола поменялся в лице. Суглинок сделался влажным, потом мокрым, затем превратился в жидкую кашицу. И вот, из-под лезвия уже засочилась бурая жижа. Толкаясь локтями, мешая друг другу, ямку с ажиотажем углубляли в две саперные лопаты. Откуда-то натаскали камней, вымостили дно и стенки. И, едва муть чуть-чуть осела, принялись черпать воду мисками, котелками, руками…

В стороне стояла Аня, плакала и улыбалась одновременно, бережно прижимая наладонник к груди. Праник хмыкнул. Это ж раньше бубны были, кости и рамки из лозы. А теперь вон какие девайсы пошли… Даром, что без батареек…

Мила процедила полкружки воды через чистую тряпицу, подала Пранику. И, не говоря ни слова, встала перед ним на колени. В глазах ее блестели слезы. Рядом опустился Цин, склонил лысину. Следом Зола, Ярик, взрослые, дети. Все, как один.

— Э? Вы охренели что-ли? — Праник в недоумении изогнул бровь. — Ну-ка, отставить эту затею! Придурки…

— Ты наш вождь теперь! — прошептал Ярик. — Веди!

— Не… — Праник покачал головой. — Не отмазывайся… Вождь, он видит цель. А я только путь… Ты ведешь за собой. А я могу только куда-то…

— Но ты же нас не… оставишь? — Мила заглянула в лицо.

Праник поднес ко рту кружку, выдохнул воздух, будто собирался пить спирт, и мелкими глотками выцедил содержимое. Вытряс последние капли, задрав подбородок. И который раз за день уставился в небо. Там, в вышине на миг расступились облака, мелькнула голубая полоска.

— Не дождетесь!..