Журнал «Если» - «Если», 1999 № 03

— Не бейте его!..

И потерял сознание окончательно.

Туман был густым и белым, как молоко, таким густым и белым, что, казалось, его можно пить, как молоко. Потапов попытался облизнуть губы, не чувствуя их, так его мучала жажда; хотел позвать кого-нибудь на помощь, чтобы ему принесли стакан молока, но обнаружил, что не может не только двинуть рукой, но даже открыть рот.

Попробовал пошевелиться — с тем же результатом. Зато стал рассеиваться туман перед глазами, в нем протаял розоватый светящийся овал, приблизился и превратился в размытое человеческое лицо с черными глазами, в которых вспыхивали злые огни силы и воли.

— Кто… вы? — вяло спросил Потапов, не слыша своего голоса.

— Гляди-ка, очнулся майор, — донесся, как сквозь вату, чей-то тихий голос. — Сильный мужик, всего три часа и провалялся. Другие на его месте спали бы сутки. Укол!

Все вокруг переменилось, туман рассеялся, появилось помещение со стерильно-белыми кафельными стенами, белым потолком с системой металлических концентрических кругов и бестеневым светильником. Михаил стал слышать звуки и голоса, увидел аппаратные стойки, экраны, непонятное оборудование и двух мужчин в халатах у высокого операционного стола, на котором он и лежал, пристегнутый к столу за руки и ноги специальными манжетами.

Один из мужчин наклонился над ним. Он был смуглолиц, с заметной сединой в черных волосах, со слегка раскосыми черными глазами, и походил на Дарью. Потапов понял, что это и есть отец девушки, засекреченный ученый, работающий на одну из лабораторий стратегической системы специсследований.

— Здравствуйте, Михаил Петрович. Как вы себя чувствуете?

— Добрый день, Николай Наумович, — усмехнулся Потапов онемевшими губами.

Мужчины переглянулись. Более молодой, но выглядевший каким-то рыхлым и болезненным, покачал головой.

— Кажется, он знает больше, чем мы думали, шеф.

— Вам крупно не повезло, Михаил Петрович, — сказал Калашников, — что именно вы занялись расследованием так называемых терактов. К тому же, как оказалось, вы слишком умны и догадливы. Ведь вы уже догадались, что созданием «фотонных» людей занимается моя лаборатория?

— «Восток», — против воли пробормотал Потапов, начиная приводить себя в боевое состояние.

Мужчины снова переглянулись.

— Вот видите, вы становитесь опасным, Михаил Петрович. Дарья вас правильно оценила.

— Она… с вами?

— В каком смысле? Она моя дочь, но, конечно же, к моей работе отношения не имеет. Хотя кое-что знает. К сожалению, в последнее время она совершенно отбилась от рук, не слушается, самовольничает, знакомится с кем попало и также, как и вы, становится непредсказуемо опасным свидетелем. Мне, очевидно, к глубокому прискорбию, придется ее подкорректировать.

— Как тех «живых мин»?

— Вы были правы, Кирсан Вольфович, — посмотрел на одутловатого коллегу Калашников. — Он значительно опаснее, чем я думал. Начинайте процедуру программирования, к утру он должен быть готов… — короткий смешок, — к акту самопожертвования. — Отец Дарьи повернул голову к Потапову, развел руками. — Извините, майор, что не могу уделить вам достаточно времени, пора и отдохнуть от трудов. С вами мы уже больше не увидимся. Утром вы, как и всегда, пойдете на работу, встретитесь с полковником Щербатовым и пожмете ему руку. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. На этом расследование, затеянное неугомонным полковником, будет закрыто, а программа испытаний «фотонных» людей — закончена.

Калашников наклонил красивую голову, прощаясь, и вышел из помещения, напоминающего хирургический кабинет. Потапов напрягся, пытаясь разорвать манжеты, в глазах поплыли красные круги, но ремни выдержали.

— Не дергайтесь, майор, — хмыкнул наблюдавший за ним собеседник Калашникова, названный Кирсаном Вольфовичем. — Эти ремешочки рассчитаны на буйнопомешанных, слона выдержат, а вот вы себе только ручки-ножки повредите. Сейчас я вам сделаю укольчик, и вы поплывете, поплывете, легкий и радостный, и очнетесь уже дома в постельке. Хлумов!

В помещение вошел могучий молодой парень в халате, с неподвижным сонным лицом.

— Начинаем.

Потапов еще раз попытался освободиться от пут, не смог и понял, что надо начинать внутренний бой, бой с химией и внешним гипнотическим воздействием, с помощью которого его хотели запрограммировать. Закрыл глаза, сосредоточился и, будто ныряя с берега в омут, вошел в состояние «железной рубашки», которому его научил отец, мастер цигун.