Юлий Буркин - Фа маска

— Ой, нет-нет, спасибо.

Еще только себя я не слушал…

— Если желаете, я могу найти названную вами музыку XX века «Битлз» в мировой сети, на это потребуется пять-десять минут.

— Валяй.

Снова наступила тишина Внезапно в мою дверь тихонько постучали. Меня аж подбросило от неожиданности. В два прыжка я подлетел к двери:

— Кто там?

— Это Ева, — еле слышно откликнулся из-за двери знакомый голос. — Можно войти?

Конечно! Ведь именно об этом я и мечтал, но подавлял свои мечты, в связи с их полной несбыточностью. Я отпер дверь, и Ева, одетая в шелковую пижамку, проскользнула внутрь. И мы сразу начали целоваться.

— Отключи, пожалуйста, Дом, — попросила она, отстранившись. — Не хочу, чтобы он подглядывал.

Смешное желание.

— В такой темноте?

— И подслушивал.

— Дом! — Да?

— Отключись.

— Совсем? — Да.

— И названную вами музыку XX века «Битлз» в мировой сети уже не надо искать?

— Нет!

— А охранные, противопожарные системы, системы контроля за утечкой…

— Совсем! — заорал я сердито.

— Слушаюсь. Когда захотите включить меня, позвоните на reception 2 2 Администратор (англ.). .

И, наконец, наступила тишина. А мои руки все это время держали Еву. А шелк пижамы был таким тонким… Она отступила на шаг.

— У меня совсем мало времени, и есть только один способ показать, как ты мне нравишься.

Она выскользнула из пижамы так легко и естественно, словно та была жидкая и стекла с нее.

— …Тебе хорошо? — спросила она.

— Мне еще никогда не было так хорошо.

И я не преувеличивал. Был момент, когда я даже подумал: «А не промахнулся ли я, женившись на Кристине? Ведь нет никаких сомнений в том, что Ева просто создана для меня. Она угадывает каждое мое мимолетное желание…»

— Я делала все правильно?

— Правильнее некуда.

— Теперь я должна уйти. Ты не будешь на меня сердиться?

— Конечно, нет, — отозвался я, — чувствуя, что мой голос выдает меня. — Я и надеяться не смел…

— Не сердись. Мне надо. Честное слово.

Душа моя протестовала. Куда ей надо идти? К Петруччио?! А какие он имеет на нее права?! С другой стороны… Я-то и вовсе женат. Ева выбралась из постели.

— Когда мы?.. — начал я.

— Завтра, — перебила она меня. — Я приду завтра ночью. Только — тсс, никому ни слова. Время для этого еще не наступило.

— Хорошо, — согласился я.

— Я могу напоследок воспользоваться твоей ванной?

— Конечно, — кивнул я.

Душ она принимала минуты две, не больше, затем я услышал, как стукнула дверь ванной, а потом и входная дверь. А я ждал, что она еще заглянет, и мы хотя бы скажем друг другу «до свидания». И я ощутил острую необходимость срочно увидеть ее, видеть ее хотя бы еще миг…

Я вскочил, выглянул за дверь… Евы в коридоре уже не было. Но я услышал, как тихонько щелкнул замок в двери напротив моей. Это дверь Боба. Он подслушивал?! Или выглянул зачем-то, увидел, что Ева выходит от меня, и спрятался? Это мне совсем ни к чему. Или я ослышался? Может быть, стукнула совсем не бобова дверь, а дверь Петруччио, она рядом?

Да, так, скорее всего, оно и есть, — сказал я себе, успокоившись. Я вернулся в постель. «Какая она все-таки быстрая, — подумал я. — Во всем». И сном младенца проспал до утра.

Позавтракав, мы отправились на саунд-чек. Настроение у меня было замечательное, как, впрочем, и у всех остальных. Одной из причин тому, думаю, было то, что Петруччио не взял с собой Еву, и вчерашнего всеобщего ревнивого соперничества между нами не наблюдалось.

Вспоминалась Кристина, и на душе моей поскребывали кошки, но это было даже приятно, как почесывание раздраженного места, ведь это только подтверждало, что человек я, вообще-то, не бессовестный.

Дополнил нашу радость тот факт, что площадка, на которой нам предстояло работать, вовсе не находилась на территории «Intelligent Australian Robots», а оказалась крупнейшим сиднейским стадионом. Нашим бесплатным концертом компания делала подарок всей столице. И это было тем более благородно, что, если бы мы знали об этом с самого начала, мы бы, наверное, согласились отыграть и за обычный гонорар. Ну, или, хотя бы, за удвоенный.

Но, по словам Петруччио, фирма сходу предложила пятикратную сумму. И теперь мы уже поговаривали между собой, что, мол, зря с нами не полетел Аркаша Афраймович. Ведь мы знали, что не полетел он, боясь наших упреков и наездов. «А в сущности, — говорили мы друг другу теперь, — он ведь прекрасный человек и замечательный директор, и все, что он делает, он делает прежде всего для нас…»