Хейфорд Пирс - «Если», 1997 № 06

Интересно, что, будучи центральноевропейскими, как и Гомункулус — Голем существует в Праге, а монстр Франкенштейна где-то в Швейцарии, на одной из тех вилл, где он и явился сочинительнице романа в ее ночном кошмаре — два последних «киногероя» тоже могли бы говорить с немецким акцентом или на близком этому языку идише. Между прочим, три фильма о еврейском заступнике Големе в 1914–1920 годы сняты при участии Пауля Вегенера (кстати, исполнителя главной роли и соавтора сценария в упомянутом «Пражском студенте»), выходца из Восточной Пруссии, который в годы нацизма уже делал пропагандистские ленты и даже заслужил звание «актера рейха». И в американском «Франкенштейне», поставленном в 1932 году англичанином Джеймсом Уэйлом (в годы первой мировой войны он начинал актерскую деятельность в немецком лагере для военнопленных!), прозорливые критики видят явные заимствования как раз из немецкого «Голема». Вообще эти средневековые предания о первом опыте генной инженерии (немецкий режиссер Р. Райнерт снял в годы первой мировой войны пять серий о Гомункулусе), сиречь о чудовище, составленном из частей человеческих тел, и наконец о живой глиняной статуе порождены немецким и еврейским фольклором. Правда, Мэри Шелли дает в своем произведении иную культурную отсылку в подзаголовке «Восставший Прометей». Но на самом деле история дерзновенного молодого ученого Франкенштейна, бросившего своеобразный вызов непосредственно Создателю, в немалой степени перекликается с другой средневековой немецкой легендой о Фаусте, заключившем ради знания и красоты договор с дьяволом. И Голем, выступающий в защиту униженных и преследуемых, тоже не лишен богоборческих инстинктов, напоминающих о вовсе не изжитых языческих представлениях об истуканах-исполинах.

Все три эти создания — не только свидетельство ума, познаний и мастерства их прародителей, но и проявление богоподобного комплекса, демиургова влечения к власти над всем сотворенным.

Однако ирония и злой парадокс научных открытий и достижений приводят к тому, что соперничество с самим Творцом оборачивается бунтом вновь созданных против своих же «отцов-основателей». К слову говоря, и «Война роботов» о восстании машин против людей сочинена тоже центральноевропейцем Карелом Чапеком, и пугающий образ мира технократического будущего с абсолютно автоматизированными людьми-рабами воплощен немцем Фрицем Лангом в фильме «Метрополией (1926), этапном для всей фантастики и мировой культуры в целом и повлиявшем, в частности, на Джорджа Оруэлла во время написания им романов»1984» и «Скотный двор» (вот пример аллегории о перерождении человечества!).

Собственно, оба эти мотива — угроза превращения человекоподобных существ в соперников и даже уничтожителей людей, а также страх перед стиранием грани между человеческим и роботоморфным (придумаем такой неологизм по аналогии со словом «антропоморфный») — как раз и питают современную кинофантастику в различных поджанрах: от философских антиутопий до боевиков и комедий. О бунте технических созданий так или иначе рассказывают «2001: Космическая одиссея» Стенли Кубрика, «Мир Запада» и «Бегство» Майкла Крайтона. Любопытно, что и бестселлер Крайтона «Парк юрского периода», экранизированный Стивеном Спилбергом, в общем-то, почти о том же: выходе из-под человеческого контроля возрожденных существ доисторических времен. Сюда же можно отнести и «Универсального солдата» Роланда Эммериха, «Андроида» Аарона Липстада, «Сатурн-3» Стенли Донена.

Кто мы: люди или роботы, всего лишь винтики и шестеренки в отлаженном механизме диктаторского или излишне технократичного, виртуализированного режима недалекого будущего, жертвы разнообразных экспериментов ученых над телами и душами людей, а может, просто животные, недалеко ушедшие от своих собратьев по живой природе?! Не этот ли вопрос поставлен в лентах «Планета обезьян» Фрэнклина Шеффнера, «Чарли» Ральфа Нелсона (еще в 1968 году предвосхищены за двадцать с лишним лет появление «Газонокосильщика» и приход виртуальной реальности), «ТНХ 1138» Джорджа Лукаса, «Мозговая атака» Дагласа Трамбалла, «Заводной апельсин» Стенли Кубрика, «О, счастливчик!» и «Больница Британия» Линдсея Андерсона, где сатирически отыграны и фильм Кубрика, и экранизации «Острова потерянных душ», «Джонни-Мнемоник» Роберта Лонго, «Виртуальный мир» Бретта Ленарда, словно «севшего на виртуальную иглу» после постановки «Газонокосильщика», «Странные дни» Кэтрин Бигилоу (по сюжету создателя «Терминаторов»), «Беглец» Джефа Мерфи, «Эмбрион» Ралфа Нелсона, «Человек ледникового периода» Фреда Скепси, «Муха» Дэвида Кроненберга.