— Ну, перекусили, теперь можно и поговорить? Или на улице потолкуем?
Я с тоской смотрел на улицу. Выходить туда не хотелось.
— Может, по мороженому, как в детстве?
— О! И я еще кофе возьму!
Мороженое было хорошим. Сладким, сливочным на вкус и не слишком холодным.
— Так, у тебя точно все в порядке?
— Миш, мне просто темно, понимаешь. Дышать темно…
— У-у-у… Если б ты знал, сколько сейчас с психозами у нас по больницам мается. Статистика просто страшная. Осень — она всегда такая. Обострения сразу всякие. И настроения в пару к этим обострениям.
— Иногда мне начинает казаться, что мы просто не доживем до солнечного света…
— Тьфу на тебя, дурак! Уж ты-то, с твоими двумя с половиной высшими образованиями и с твоим опытом…
— Да я понимаю, понимаю, но не могу никак с собой справиться. Вот сейчас домой идти — мне страшно. Такое ощущение, что небо вот-вот упадет на голову. Давит оно, понимаешь? Дышать тяжело.
— Понимаю. Сам солнце люблю.
Он помолчал, рассматривая мутную витрину, за которой как в аквариуме двигались какие-то фигуры. А для них, наверное, в аквариуме были мы, бесшумно разевающие рты.
— А если уйти? — спросил я совсем тихо.
— Что? — дернулся Мишка.
— Я говорю, а если уйти — может, там где-то есть солнце? За городом, далеко?
— Ну, ты даешь… Совсем распсиховался? Это тебе надо в Австралию ехать — там как раз весна. Скоро лето наступит. Там много света и тепла.
— За что нам такое, если где-то есть солнце и тепло?
— Ты не придуривайся, ага? За что… За "низачто". За осень. Осенью всегда так. И вообще — это наша Родина, сынок. Хе-хе…,- а вот смех у него в этот раз не получился.
— Миш, а может, что-то с Солнцем? Ну, ты же знаешь все, расскажи, а…
— Что с Солнцем, ну, что? Что с ним может случиться?
Действительно — что может случиться с Солнцем? Но мне все равно было страшно и как-то мутно от неопределенности. Вроде бы, все правильно он объяснял. Вот же, по календарю — осень. И грязь на улицах — потому что осень. И темно от того же…
— Миш, а что астрономы говорят?
— Какие у нас сейчас астрономы? В большом городе астрономов не бывает — тут испарения и газы и не видно ничего.
— А без них, если вот просто верх посмотреть…
— Совсем с ума сошел? Что туда смотреть? Там темно. Черно и темно там, вверху. Вниз смотреть надо, под ноги, чтобы в грязь не плюхнуться.
Опять он был прав. Мишка всегда был прагматиком. И когда меня, бывало, заносило, он давал подзатыльник — да хоть и словом. Ну, правда же — что смотреть в эту постоянную черноту и темноту.
Мы разом, не сговариваясь, встали и пошли к выходу.
— Вот смотри. Видишь, тут светло. А там — темно. Потому что вечер уже. И осень. Ясно?
— "А почему нет солнца? Потому что ночь. Опять ночь, с тоской сказал отец Кабани и упал лицом в объедки", — процитировал теперь я.
— Что, в объедки тебя макнуть? Да запросто!
— Да ну, Миш. Спасибо, что посидел со мной.
— Ты успокоился хоть?
— Ну, вроде… Хотя все равно темно мне как-то. И вот тут давит, давит… И страшно.
— Фигня это всё. Привыкнешь. Потом будет зима. А потом бац — и уже весна, — и улыбка у Мишки была уверенная и светлая.
Если бы он знал что-то — он бы сказал. Друг не врет другу.
Мы вышли за порог в темноту и влагу. Сразу проснулся страх. Я осторожно искоса одним глазом глянул верх.
— Ну, что? Увидел что-то? — рассмеялся, заметив, Мишка.
— Нет. Темно там. Темно и черно.
— А я что говорил? Вон, под ноги смотри лучше, а то свалишься по дороге.
— А утром…
— Утром будет еще темно. Ну, осень сейчас, понимаешь?
— Ага, осень. Понимаю.
…
Над городом, накрыв его своей тенью, второй месяц висел, не подчиняясь законам физики гигантский космический корабль. Черный.
А в городе жили своей жизнью люди.
Утром им было еще темно.
Вечером уже темно.
Осень, чего там…
Друзья — это самое главное в жизни. Кто-нибудь напомнит еще про любовь, про семью и родственников, но Ян знал точно: друзья и настоящая дружба — главнее всего. Поэтому он и собрался в свой поход. Не то чтобы он очень уж любил подраться, или там бойцом был великим, совсем нет. Он и рыцарем-то не был на самом деле. Родители держали небольшую гостиницу почти под самой городской стеной, а он учился в местной академии, как полагается сыну почтенных родителей, имеющих на это средства. Там, в академии этой, он и подружился.
Сначала с огромным Рашем. Раш был высок, широк, имел выдающийся вперед живот, в который можно было бить кулаком со всей силы, как в огромную подушку, а он и не чувствовал ничего. На уроках боя он пользовался палицей, да так ловко, что мог двух мечников осилить.
Читать дальше