Сергей Чекмаев - Везуха

Да-а…

Короткие, резкие гудки привлекли внимание, Андрей положил трубку на место. Телефон немедленно затрезвонил снова, но подходить не хотелось.

А он еще по поводу электрики переживал. В зад, мол, дадут, виноват будешь, а оплатить никакой страховки не хватит. Так, выходит, та самая «мелочовка» в схеме, про которую Олег говорил, ему жизнь спасла?

Андрей с усилием потер лоб, откинулся в кресле, не обращая внимания на трезвонящий телефон.

Вот так. Живешь-живешь, а какая-то мелочь, которую ты просто не в состоянии учесть, а то и просто знать не знаешь, уже готовит тебе пропуск на тот свет. Гм, не удивительно тогда, что люди в религию с таких дел ударяются. Волей-неволей начнешь верить в божественное провидение.

Лучше всего в буддисты записаться. Чтоб на все смотреть со спокойным фатализмом: какие, мол, проблемы, если после смерти все равно червяками переродимся!

Ощущение липкого, ирреального страха притупилось, привычно-ироничное отношение к жизни взяло вверх. Андрей покачал головой, почти с усилием хмыкнул:

«Тоже мне, буддист! Поздно рыпаться. Раньше надо было, в Японии еще, когда шанс такой представился. Там, конечно, синтоизм больше в почете, но и буддистов немало. Чего ж зевал? Не надо было? Вот то-то и оно. Когда прижмет старуха с косой, все мы такими верующими заделываемся, любо-дорого посмотреть! А до того?

Ладно, хватит нервы трепать попусту. Что толку пугаться того, что не случилось и теперь уже не случится? Если бы… если бы. Как в детстве дразнились: «Если бы да кабы, то во рту выросли бы грибы! И был бы не рот, а целый огород!»

И вообще – домой пора.

– Пост-четыренаружке-восемь. Объект выходит.

– Принял, пост-четыре. Следую за объектом.

– Внимание всем! По нашим данным, объект идентифицирован с вероятностью в шестьдесят два процента. Возможно, это именно то, что мы ищем. Получено первое подтверждение. Будьте предельно внимательны, держите дистанцию. Никаких близких контактов! Что бы ни случилось – наблюдать и не вмешиваться без приказа. Ясно?

– Пост-четыре общей. Вас понял.

– Наружка-восемь общей. Принял.

1980, Западная Сибирь, Медвежье

1983 год, Якутская АССР, Тас-Тумус

Они так и остались в памяти вместе – детство и Сибирь.

Девять поездок за два года – десятки тысяч километров бесконечного зеленого моря, изредка прорезанного серебристыми змейками рек, или слепящая от горизонта до горизонта снежная подушка тундры, что неторопливо раскручивается под брюхом транспортного «Ми-8».

Там, в Сибири, вообще все неторопливое. Времена года вдумчиво и надолго сменяют друг друга, а ближе к северу даже ночь и день – чуть ли не целые исторические эпохи.

И люди такие же: основательно, без спешки, зато без авралов и лихачества работают, спокойно и размеренно отдыхают. И никак не могут понять этих бешеных городских, что прилетели на буровую под вечер, разом перемахнув за ночь десяток тысяч кэмэ и четыре часовых пояса. И сразу же, отчаянно зевая, сорвались на «Медвежье», на двенадцатую скважину, не успев акклиматизироваться, привыкнуть к новому времени, да хотя бы выспаться. Куда, мол, торопятся? Чай, не на пожар… Качают головами неодобрительно:

– А этот, инженер-то, видал, сынишку с собой привез. У бедного парня глаза слипаются, а папаша все равно в вертолет тянет.

Мама умерла, когда Андрею еще и двух лет не было – она осталась для него образом, каким-то светлым ликом, без конкретных черт. Отцу, инженеру-гляциологу, специалисту по бурению в вечной мерзлоте, часто приходилось командироваться как раз туда, где этой самой мерзлоты навалом. Черт его дернул написать ту работу, которую на все лады расхваливал грузный, черноволосый дядя Арсений, начальник отдела и лучший друг. Революционный метод сверхглубокого бурения, кандидатская степень, премия, новая двухкомнатная квартира. Большую часть года – пустая. Отец все время в разъездах, а маленький Андрейка, естественно, с ним, хоть и было ему тогда всего восемь. А куда деваться? Не оставлять же, в самом деле, крикливой и вечно раздраженной бабе Ире, Ирине Сергеевне, как называл тещу отец… Парень растет серьезным, самостоятельным – пусть лучше будет под отцовским присмотром. Заодно, мол, и мир посмотрит.

Мир не мир, а Сибири Андрейка насмотрелся. Бескрайние, словно бы даже инопланетные пейзажи… Инопланетные – не в смысле нереальные, а в смысле почти полного отсутствия следов пребывания людей. Необитаемый остров. Да какой там остров! Необитаемый материк! Это в центральной части страны – едешь на поезде, даже пусть сквозь самую дикую чащобу (хотя откуда ей там взяться, дикой-то?), вдруг – облупленный шлагбаум, покосившийся домик обходчика, поросший всякой там лебедой и подорожниками неширокий проселок, наискось пересекающий стальную нитку рельсов. Или как вестник техногенной цивилизации – немыслимой высоты опоры ЛЭП, чем-то похожие на марсианские треножники, гудящие, наслаждающиеся мегавольтами и мегаваттами энергии.