Филип Дик - Скользя во тьме

Просто позволить мне молча посидеть и понаблюдать.

С такими мыслями Фред все сидел и сидел, а потом заметил, что девушка в синем свитере и ее подружка, брюнетка с короткой стрижкой, встают из-за своего столика и собираются уходить. Подружка, не особенно симпатичная, поколебалась, затем подошла к Фреду, согнувшемуся над чашкой кофе с кусочками сандвича.

— Пит? — обратилась к нему девушка с короткой стрижкой.

Он поднял взгляд.

— Мм, Пит, — нервно начала она. — У меня всего одна секунда. Мм, Эллен хотела сама вам сказать, но струсила. Пит, она бы уже давно с вами встретилась. Может, месяц назад, типа даже еще в марте. Если бы…

— Если бы что? — спросил он.

— Ну, Эллен хотела, чтобы я вам передала… мм, она сама какое-то время хотела вам намекнуть. Короче, Пит, все у вас получилось бы куда успешнее, если бы вы употребили, к примеру, «Скоп».

— Как жаль, что я не знал, — отозвался он без энтузиазма.

— Ладно, Пит, — с облечением попрощалась девушка, собираясь уходить. — Увидимся позже. — Ухмыляясь, она поспешила прочь.

Бедняга Пит, подумал Фред. Недоносок несчастный. Интересно, она правду сказала? Или парочка зловредных сучек, желая резко поставить Пита на место, просто выдумала этот фортель, видя, как он… как я один тут сижу? Просто подленькая издевка… а-а, хрен с ними со всеми, подумал он.

Хотя это могла быть правда, подумал Фред затем, вытирая рот, комкая салфетку и тяжело поднимаясь на ноги. Интересно, а у апостола Павла изо рта воняло? Снова засунув руки в карманы, он побрел к выходу из кафетерия. Засунув их сперва в карманы шифрокостюма, а затем в карманы обычных брюк. Вот, наверное, почему Павел в конце жизни постоянно в тюряге сидел. Его туда именно за это бросали.

Такого типа мозгоебущие телеги всегда именно в такое время на тебя обрушиваются, подумал Фред выходя из кафетерия. Телка отгрузила мне свой «Скоп» поверх того, что сегодня уже отгрузили другие обломщики. Большие об-ломщики с вековой мудростью своей психологической баланды. Сперва тестирование, а теперь еще и это. Блядство, подумал он. Теперь Фред чувствовал себя еще хуже — едва мог идти, едва мог думать. В голове гудело от неразберихи. От неразберихи и отчаяния. Так или иначе, подумал он, от «Скопа» все равно никакого толку; «Лаворис» куда лучше. Правда когда его выплевываешь такое ощущение, что кровью харкаешь. Может, тогда «Микрин»? — задумался он. Да «Микрин», пожалуй, самое лучшее.

Будь в этом здании аптека подумал Фред я мог бы взять там бутылочку и употребить ее, прежде чем подниматься к Хэнку. Тогда я чувствовал бы себя уверенней. И может статься, у меня было бы больше шансов.

Сейчас, подумал он, я бы употребил все, что только помогает. Все, что угодно. Воспользовался бы любым намеком, типа как от той телки, любым предложением. Страх и смятение совсем одолевали. Блин, подумал он, что же мне делать?

Если меня снимут с задания, подумал Фред, я больше никогда никого из них не увижу. Никого из моих друзей — людей, за которыми я следил и которых знал. Возможно, я уйду в отставку на всю оставшуюся жизнь — так или иначе, я в последний раз видел и Арктура и Лакмана, и Джерри Фабина, и Чарльза Фрека, и особенно Донну Го-торн. Я больше никогда не увижу никого из моих друзей — всю оставшуюся вечность. Все кончено.

Донна. Он вспомнил фразу из песни, которую много лет назад, в Джорджии, любил напевать на немецком его двоюродный дедушка. «Ich seh', wie ein Engel im rosigen Duft / Sich trostend zur Seite mir stellet», что, как объяснил ему двоюродный дедушка, означало: «Вижу, одета как ангел, стоит возле, чтобы меня утешить». Женщина, которую он любил, женщина, которая его спасла (в той песне). В песне, а не в реальной жизни. Двоюродный дедушка уже умер, и эти слова он слышал давным-давно. Его двоюродный дедушка, немец по рождению, любил напевать в доме или читать вслух стихи.

Даже если мои мозги не совсем выгорели, подумал он, к тому времени, как я снова окажусь на службе, к моим друзьям уже будет приписан кто-то другой. Или они будут в могиле. Или на нарах. Или в федеральных клиниках. Или просто рассеяны, рассеяны, рассеяны. Выжжены и уничтожены, подобно мне, неспособны прикинуть, что за блядство кругом творится. Так или иначе, все подошло к концу — по крайней мере для меня. Я, сам того не ведая, уже с ними попрощался.