Филип Дик - Скользя во тьме

— Вместо пружины туда можно вставить солнечную батарею. Тогда он сможет годами топать. Практически вечно.

— А какой от этого толк? В итоге он упрется либо в Тихий, либо в Атлантику. Или с края Земли навернется — как…

— Представь себе эскимосскую деревушку и двухметровый кусок гаша стоимостью… сколько он там будет стоить?

— Порядка миллиарда долларов.

— Бери больше. Два миллиарда.

— Значит, эти эскимосы жуют свои шкуры и вырезают костяные копья, а тут по снегу топает кусок гаша стоимостью два миллиарда долларов, время от времени повторяя: «Нет, у меня нет».

— Эскимосы не на шутку задумаются, что бы это значило.

— Будут вечно головы ломать. Легенды сложат.

— Прикинь, как эскимос рассказывает своим внукам: «Я собственными глазами видел, как из слепящего тумана появляется двухметровый кусок гаша стоимостью два миллиарда долларов и проходит себе мимо со словами: „Нет, у меня нет“». Внуки такого дедушку мигом в дурку упакуют.

— Нет, в легендах всегда все усугубляется. Через несколько столетий эскимосы будут рассказывать: «Однажды во времена моих славных предков трехсотметровый кусок лучшего афганского гаша стоимостью восемь триллионов долларов пошел на нас, сыпля огнем и страшно крича: „Умрите, эскимосские псы!“ Мы доблестно с ним сражались, метая костяные копья, и в конце концов совсем его убили».

— Дети все равно этому не поверят.

— А дети уже вообще ничему не верят.

— Сплошной облом что-то ребенку рассказывать. Как-то раз один ребенок у меня спросил: «Что ты подумал, когда увидел первый автомобиль?» Блин, я же в 1962 году родился!

— Черт побери, — выругался Арктур. — Меня как-то раз один парень с палеными мозгами о том же спросил. Ему тогда двадцать семь было. А я был всего на три года старше. Но он уже ни во что не врубался. Потом он заглотил еще несколько дозняков кислоты — вернее, того, что ему продали как кислоту. После этого он срал и ссал на пол, а когда ты что-то ему говорил, типа: «Как дела, Дон?», он просто повторял за тобой как попугай: «Как дела, Дон?»

Наступила тишина. Двое мужчин молча смолили косяки в дымной гостиной. Висела долгая, мрачная тишина.

— Знаешь что, Боб… — сказал наконец Лакман. — Обычно мне было столько же лет, что и всем остальным.

— Мне, наверное, тоже, — отозвался Арктур.

— Не знаю, отчего все так получилось.

— Брось, Лакман, — сказал Арктур. — Ты прекрасно знаешь, отчего с нами со всеми так получилось.

— Ладно, не будем об этом. — Лакман продолжал шумно вдыхать дым, в мутном свете дня лицо его было землистого цвета.

Зазвонил один из телефонов в безопасной квартире. Шифрокостюм поднял трубку, затем протянул ее Фреду.

— Тебя, Фред.

Отключив голосканеры, он взял трубку.

— Фред, помните, как вы на прошлой неделе были в деловой части? — спросил голос. — Как вам давали «фоновый» тест?

После некоторой паузы Фред ответил:

— Помню.

— Предполагалось, что вы к этому вернетесь. — На том конце тоже пауза. — Мы обработали более свежий материал на вас… и я взял на себя ответственность наметить для вас полный стандартный набор тестов воспринимающей системы плюс некоторые другие. Вам назначено на завтра, в три часа дня, в той же комнате. Все займет около четырех часов. Вы помните номер комнаты?

— Нет, — ответил Фред.

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — стоически ответил Фред.

— Есть проблемы? На работе или вне работы?

— Я со своей девушкой поцапался.

— У вас неприятности? Испытываете ли вы какие-либо трудности с опознанием лиц или предметов? Не кажется ли вам что-то из того, что вы видите, инвертированным или реверсированным? Сейчас, когда я спрашиваю, есть какая-либо пространственно-временная или языковая дезориентация?

— Нет, — угрюмо ответил он. — Ничего из вышеупомянутого.

— Увидимся завтра в комнате 203, — сказал психоспец.

— А какой материал на меня показался вам…

— Мы завтра это обсудим. Будьте на месте. Хорошо? И главное, Фред не унывайте. — Короткие гудки.

Ладно, тебе тоже короткие гудки, подумал он и повесил трубку.

С раздражением, чувствуя, что на него наезжают, заставляют делать то, чего ему не хочется Фред снова включил голосканеры на воспроизведение; кубы запылали красками, а трехмерные сцены внутри пришли в движение. Из динамика послышалась еще более бесцельная, разочаровывающая Фреда болтовня.

— …эта телка, — бубнил Лакман, — забеременела и решила сделать аборт, потому как пропустила типа четыре периода, а живот у нее подозрительно надувался. Но она ни черта не делала, а только все сидела и страдала по поводу того, какие нынче аборты дорогие. За помощью к государству она по какой-то причине обратиться не могла. Как-то раз я к ней зашел, а там оказалась ее подружка, которая ей втолковывала, что у нее всего-навсего истерическая беременность. «Ты просто хочешь поверить, что ты беременна, — грузила ей та телка. — Это шиза греховности. А аборт и куча бабок, в которую он тебе встанет, это шиза наказания». Тогда эта телка — я очень ее понимаю — спокойно так посмотрела и говорит: «Ладно, если у меня истерическая беременность, я сделаю истерический аборт и расплачусь за него истерическими деньгами».