Позднее, в полумраке, он дремал от своего дозняка. Конни храпела рядом на спине, вытянув руки поверх одеяла. Боб Арктур смутно ее видел. Эти торчки, подумал он, спят как граф Дракула. Смотрят прямо вверх, а потом вдруг садятся, точно машина, которую перевели из положения А в положение Б. «Кажется… уже… день…» — говорит торчок — или, вернее, кассета, что у него в голове крутится, проигрывая ему инструкции. Разум торчка подобен музыке, которую слушаешь по радиочасам… порой она звучит мило, но лишь затем, чтобы заставить тебя что-то сделать. Музыка из радиочасов должна тебя разбудить; музыка из торчка должна заставить тебя стать тем средством, благодаря которому он сможет заполучить еще наркоты. Или на что ты еще там сгодишься. Он, машина, включит тебя в свой механизм.
Каждый торчок, подумал Арктур, это запись.
Рассуждая обо всех этих гнусностях, он снова задремал. В итоге у торчка, если это девушка, не остается для продажи ничего, кроме собственного тела. Как у Конни — у лежащей здесь Конни.
Открыв глаза, Арктур повернулся к лежавшей рядом девушке — и вдруг увидел Донну Готорн.
Он мгновенно сел. Донна! — подумал Арктур. Он ясно различал ее лицо. Никаких сомнений. Господи! — подумал Арктур и потянулся включить прикроватную лампу. Он наткнулся на нее рукой — лампа опрокинулась и упала. Девушка, впрочем, не проснулась. Он неотрывно на нее глазел — и постепенно туда снова вернулась Конни. Ее продолговатое лицо с выдающимися скулами — впалое, исхудавшее лицо тяжелой наркоманки. Конни, а не Донна — одна девушка, а не другая.
Арктур снова лег на спину, чувствуя себя совсем несчастным. Размышляя о том, что бы это значило — и так далее, и тому подобное, — он снова погрузился в мрачную дремоту.
— Плевать мне, что он вонял, — чуть позже пробормотала во сне лежавшая рядом девушка. — Я все равно его любила.
Он задумался, кого она имела в виду. Приятеля? Отца? Кота? Любимую плюшевую игрушку своего детства? Возможно, всех сразу, подумал Арктур. Сказала она, однако, «любила», а не «люблю». Стало быть, того, о ком или о чем шла речь, уже не было. Наверное, размышлял Арктур, кто-то (кем бы они ни были) заставил Конни его выбросить, потому что он так скверно вонял.
Пожалуй, что так. Он задумался, сколько лет тогда было безнадежной, вконец измученной наркоманке, что в позе графа Дракулы дремала рядом.
Одетый в шифрокостюм, Фред сидел перед батареей крутящихся голокассет, наблюдая за тем, как в гостиной Боба Арктура Джим Баррис читает книгу про грибы. На черта ему грибы? — задумался Фред и быстро перемотал кассеты на час позже. Баррис все так же сидел, читая с предельным сосредоточением и делая заметки.
Вскоре Баррис отложил книгу и вышел из дома, а следовательно, и из радиуса сканирования. Когда он вернулся, в руках у него был небольшой пакетик из коричневой бумаги, который он положил на кофейный столик и открыл. Оттуда Баррис высыпал сушеные грибы, которые затем принялся по очереди сопоставлять с фотографиями в книге. С необычным для него сверхусердием Баррис сопоставил все грибы. Наконец он отложил один убогий на вид грибок в сторону, а остальные запихнул обратно в пакет. Из кармана Баррис достал пригоршню пустых капсул, а затем все с тем же немыслимым прилежанием взялся запихивать кусочки убогого гриба в капсулы и каждую по очереди запечатывать.
Закончив с этим, Баррис стал названивать по телефону. Телефонный жучок автоматически записывал набираемые номера.
— Привет, это Джим.
— И что?
— Угадай, что у меня есть.
— Хрен тебя знает.
— Psilocybe mexicana.
— Это еще что?
— Редкий галлюциногенный гриб, использовавшийся в южноамериканских мистических культах тысячи лет назад. Ты летаешь, становишься невидимым, понимаешь речь животных…
— Нет, спасибо. — Короткие гудки.
Новый звонок.
— Привет, это Джим.
— Джим? Какой Джим?
— Такой бородатый… зеленые очки, кожаные штаны. Мы на тусовке у Ванды познакомились.
— Ах, да. Джим. Да.
— Тебя кое-какие органические психоделики интересуют?
— Ну, не знаю… — Неловкость. — А ты уверен, что ты Джим? Что-то голос не похож.
— У меня есть нечто совершенно фантастическое. Редкий органический гриб из Южной Америки, использовавшийся в индейских мистических культах тысячи лет назад. Ты летаешь, становишься невидимым, понимаешь речь животных, твоя машина исчезает…
— Моя машина и так всю дорогу исчезает. Когда я ее в неположенном месте оставляю. Ха-ха-ха.
Читать дальше