Филип Дик - Распалась звязь времен...

В углу комнаты на стуле возле окна он увидел что-то вроде макета. Он остановился, чтобы рассмотреть его.

— Мы будем использовать его в наших занятиях, — сказала миссис Кейтельбейн.

— Что это? — спросил Рэгл.

Макет изображал военное укрепление: пустой широкий плац с фигурками солдат, занятых повседневными делами. Все было выполнено в зеленовато-коричневых и серых тонах. Рэгл коснулся рукой пушечного ствола, торчавшего из амбразуры. Он был вырезан из дерева.

— Очень все натурально, — похвалил Рэгл.

— Мы сделали много таких макетов, — сказал Вальтер. — Я имею в виду ребят младших классов. В прошлом году мы жили в Кливленде, и там у нас была школа Общества гражданской обороны. Мама забрала макеты с собой. Я думаю, больше они никому не были нужны.

Он снова засмеялся своим глуповатым смехом. Смех был не злой, но какой-то нервный.

— Это точная копия форта Мормон, — сказала миссис Кейтельбейн.

— Ну, черт возьми, — заметил Рэгл. — Я очень интересуюсь всякими такими штуками. Я участвовал во Второй мировой войне, там, на Тихом океане.

— Я что-то такое читала про вас, — сказала миссис Кейтельбейн. — Вы знаменитость. Какой журнал ни откроешь, обязательно найдется заметка про вас. Это правда, что вы поставили рекорд беспроигрышного участия в конкурсе?

— Пожалуй, да, — согласился Рэгл.

— А вы принимали участие в настоящих боях на Тихом океане? — спросил Вальтер.

— Нет, — искренне сознался Рэгл. — Мы еще с одним парнем проторчали все время на крошечном островке, на котором росло несколько пальм и стояла хибарка из рифленого железа. У нас был радиопередатчик и метеорологические приборы. Напарник следил за погодой, а я передавал его данные в штаб военно-морских сил, куда-то за несколько сот миль к югу от нас. Это занимало около часа в день. Все остальное время я лежал в тени и пытался разобраться в погоде. Я всегда пытался предсказать, какая будет погода хотя бы завтра. Это не входило в наши обязанности. Мы должны были только передавать показания приборов, а они уже составляли прогноз. Но у меня это очень хорошо получалось. Я мог посмотреть на небо, потом на приборы, и мне этого вполне хватало. Мои предположения чаще всего сбывались.

— По-видимому, знание погодных условий было очень важно для военных? — спросила миссис Кейтельбейн.

— Конечно. Внезапный шторм мог сорвать операцию по высадке десанта или разбросать конвой транспортных судов. Это могло изменить весь ход военных действий.

— Наверное, там вы и натренировались, — сказал Вальтер. — Делая умозаключения о погоде.

— Точно, — засмеялся Рэгл. — Именно этим мы и занимались. Только не умозаключениями, а пари-заключениями. Я говорил, что в десять часов будет дождь, а он говорил, что дождя не будет. Нам удалось промаяться дурью таким образом несколько лет. А еще мы пили пиво. Раз в месяц нам доставляли продукты. Паек включал в себя определенное количество пива. Мы числились взводом. Поэтому пиво привозилось на целый взвод… У нас была только одна проблема: отсутствие холодильника. Вот мы и пили изо дня в день теплое пиво.

«Интересно, почему это вдруг вспомнилось?» — подумал Рэгл.

С тех пор прошло двенадцать-тринадцать лет. Ему было тогда тридцать три. Он работал механиком в прачечной, когда пришла повестка в армию.

— Мама! — восторженно воскликнул Вальтер. — У меня родилась великолепная идея! Что, если мистеру Гамму рассказать на занятиях о своей военной службе? Рассказ участника событий… постоянное ожидание близкой опасности… Может быть, он помнит, как солдат обучали способам индивидуальной защиты, как вести себя под огнем противника или в чрезвычайных условиях…

Рэгл засмеялся:

— Больше того, что старый американский солдат уже рассказал вам, он ничего не знает.

— Но вы же наверняка помните рассказы других парней о воздушных налетах, о бомбовых ударах, — упорствовал Вальтер. — Не обязательно же, чтобы это происходило именно с вами.

«Все пацаны одинаковы, — подумал Рэгл. — Этот вот тоже рассуждает как Сэмми. Сэмми — десять, Вальтеру — ну, пятнадцать. Только и всего».

Но они оба были ему симпатичны, и предложение Вальтера понравилось.

«Такова слава, — думал он. — Это награда за то, что я самый великий — или самый долговечный — победитель за всю историю проведения конкурсов-головоломок. И парням от десяти до пятнадцати кажется, что я действительно что-то из себя представляю».

Эти мысли увлекли Рэгла, и он неожиданно для самого себя сказал: