Борис Акунин - Фантастика

Дронов осторожно повел глазами туда-сюда, однако других пацанов не обнаружил. Какую же казнь придумал для него Мюллер за трусливый драп с разборки?

– Ну ты дал, – покачал головой группенфюрер. – Удивил.

Повесив голову, Серый ждал. Будь что будет. В первую секунду хотел бросить клюшку и дунуть через двор, но вдруг скис, будто воздух из него вышел.

– Как ты Арбуза-то а? На руках унесли. И Краба уронил – прямо в нокаут. Чего раньше-то темнил, что так махаться можешь?

Издевается, что ли?

Но нет, Мюллер смотрел безо всякой насмешки, с боязливым восхищением.

Подошел, пощупал бицепс, пожал плечами.

– Вроде пацан как пацан. А так вмазал, что я толком и не разглядел. Как Брюс Ли, честное слово.

– Кто?

– Китаеза один, дерется классно. У бати на видео кино есть, придешь ко мне – покажу.

У Серого от удивления челюсть отвисла, даже не спросил, что такое «видео». Чтоб группенфюрер кого-то к себе домой приглашал? Такого еще не бывало.

– Проучили «сычовских» классно. Будут помнить. – Мюллер озабоченно нахмурился. – Только тут вот какая хреновина. Брыка, когда уходил, сказал: «Ну, зонты, за это по-взрослому ответите. Ждите». Я ему: «Репой пугаешь? Да мы его на мелкой терке натрем». Так и сказал.

– Натрем? Репу? – ужаснулся Дронов. «Сычовский» Репа был самый знаменитый боец на все Басманово. Даже Штык, бригадир «вокзальных», первой из басмановских команд, его стороной обходил. Репе двадцать лет, но в армию его не взяли, потому что судимость. Это он еще когда в ПТУ учился, одному парню с Кларыцеткин в драке хребет сломал, пацана того теперь бабка на улицу в коляске вывозит. А на прошлый первомай Репа быку одинцовскому, когда по земле катались, нос вчистую отгрыз, врачи пытались назад пришить – не смогли. Так, говорят, и ходит одинцовский с повязкой поперек рожи.

Серый покачал головой:

– Как ты его натрешь-то?

– Почему я? – Мюллер хлопнул его по плечу. – Ты. Я «сычовским» крикнул: «Если Репа ваш не секло, пускай на Нежданку подваливает, с нашим Серым махаться».

«Токо-так, токо-ток, токо-так», – взорвался стук костольет. Двор вокруг сделался мутный, покачнулся. Бежавшая вдоль бровки кошка остановилась и дальше двинулась тихонько-тихонько, вкрадчиво.

Спокуха, спокуха, попробовал уговорить себя Дронов, а сам небрежно спросил:

– Когда идти-то?

Плевать, подумал. Всё равно сматывать. Сейчас заскочу к мамке, сшибу денег и на электричку. Сами с Репой разбирайтесь.

– Ааа? – вопросительно пропел группенфюрер. Не расслышал.

– Когда идти? На Нежданку-то? – помедленней повторил Серый.

– Даа пряамоо щаас. Тыы наа, глоотнии. А тоо беелыый веесь.

И неторопливо достал из кармана своего черного кожана чекушку.

Серый глотнул от души. И ничего, помогло. Через минуту стукотня поутихла, перешла на обычное «то-так, то-так».

И стало всё на свете по фигу. Что будет, то будет. Если Сереге Дронову на роду написано гикнуться в неполные семнадцать лет, значит, такая его судьба. Лучше пускай Репа его насмерть уделает, чем хребет сломает или нос откусит. Как человеку жить без носа?

– Не ссы, Серый, прорвемся, – лихо подмигнул Мюллер, а у самого в глазах попрыгивал страх – поди, уже не рад, что понты развел. – Ты его сразу пихни, как тогда Арбуза. И все дела. Ляжет – не встанет.

– Я тебе не серый. – Дронов икнул. – Это ты черный, а я не серый, понял?

Никогда ему не нравилась эта кликуха. Что он, валенок что ли?

Группенфюрер поднял ладони – мол, без вопросов.

– Понял. Всё, Серому капут. А как тебя погонять?

Дронов поворочал мозгами, но с ходу хорошего погоняла придумать не смог:

– Серегой.

– Ну Серегой так Серегой. Идем, Серега. Пора.

Нежданка – это была заброшенная церковь, никто не помнил, отчего ее так прозвали. Раньше, давным-давно, там помещался склад райторга, но уже хрен знает сколько лет она стояла пустая, заколоченная. Место удобное, на границе трех городских районов: Ленинского, Свердловского и Вокзального – вроде как ничье, поэтому когда возникала какая-нибудь заморока, в Нежданке забивали стрелки и назначали стыки.

Для стыка с «сычовскими» Мюллер собрал всю «зондеркоманду», даже двух четырнадцатилетних пацанят-петеушников. Всего получилось одиннадцать человек.

Влезли со двора через окно, там доски раздвигаются.

«Сычовских» внутри еще не было.

Под дырявым куполом покаркивали вороны, высокий полукруглый потолок не по-доброму прятался в темноте, и «зонтовские» как-то сразу поджались друг к другу. Хорохорились, конечно. И матюгались, и даже хохотали, но толстые стены откликались таким нехорошим эхом, что хотелось говорить потише, а лучше вообще перейти на шепот.