Майкл Коуни - Особый дар

Я никогда не отличался выносливостью. Однажды в Уиксмауте я отважился пойти в кинотеатр. Господи, как потом я проклинал себя! Фильм был о второй мировой войне. Все такие картины носили якобы образовательно-воспитательный характер. Но познавательность данной картины заключалась в живописании натуралистических приемов допроса человека, арестованного агентами тайной полиции. Зрители смотрели, затаив дыхание, а меня самым постыдным образом вырвало прямо на ковровую дорожку прохода. Я выбежал вон из кинотеатра, бросив там свою подружку.

Тогда я понял, что если меня когда-нибудь будут допрашивать, то я сразу же расскажу все, что знаю, забыв о высоких чувствах к родине. Я знал, что в конце концов все равно сломаюсь, зачем же тогда испытывать мучения? Не лучше ли рассказать все сразу? Я не выносил физических страданий.

Но вот я лежал, корчась от боли, лишившись фаланг на двух пальцах правой руки, и все из-за какого-то идиотского эксперимента. Я кое-как забинтовал пальцы платком и наконец перестал вопить, потому что этим все равно не поможешь. Я продолжал лежать, постанывая, в ожидании, когда пелена тумана развеется и мне будет наконец оказана помощь. Я проклинал Страттона и Копрайта, а после того, как перенес еще один приступ рвоты, и Баскаса также.

Откуда-то снова появился заяц или кролик и получил от меня свою порцию проклятий. Он смотрел на меня опухшими глазами и, видимо, тоже испытывал жестокие страдания. Он знал, что умирает. Это отрезвило меня и как будто уменьшило боль в раненой руке. Потом кролик куда-то исчез, а я, должно быть, потерял сознание.

Когда я пришел в себя, тумана уже не было. Я увидел свой вездеход и кровь на траве. Видно, я потерял ее изрядно. До вездехода было ярдов двадцать, и я пополз, морщась от боли. Я думал с раздражением, что Страттону давно пора бы выяснить, что со мной. В это время я уже должен был бы докладывать ему о результатах моего путешествия во времени.

Наконец я все же добрался до вездехода и открыл дверцу. Сев в машину, я нащупал рукой видеофон и увидел на экране лицо Страттона — на нем читались испуг и облегчение одновременно.

– Что случилось? Ты выглядишь чертовски плохо.

– Поспеши, Страттон… — успел произнести я, и связь прервалась. Кажется, я снова потерял сознание, потому что меня обступила темнота, и я чувствовал на себе чьи-то руки.

– Черт возьми, откуда у парня столько крови? — услышал я голос Страттона.

Я почувствовал, что меня несут. Взвыли турбины, вездеход поднялся, и мы тронулись.

Когда я очнулся, то понял, что нахожусь в больнице. Обилие света слепило глаза. Боль утихла, было ясно, что мне сделали укол. Надо мной склонилась очень красивая молодая женщина со вздернутым носиком и широко расставленными карими глазами. На голове у нее была ослепительно белая шапочка медсестры, которая на блестящих каштановых волосах казалась сбитыми сливками на шоколадном пирожном.

– Что у вас на лице? — спросила девушка, не скрывая любопытства.

Хотя я не совсем еще пришел в себя и плохо соображал, однако понял, кто передо мной.

– Привет, Марианна, — поздоровался я, забыв о всякой предосторожности.

– Откуда вы знаете мое имя? Я увидел в ее руках губку.

– Вас трудно узнать из-за той дряни, которой вы вымазали свое лицо. Сейчас я вас умою, — решительно заявила она.

Я понял, что в суматохе Страттон, отвозя меня в больницу, забыл снять грим с моего лица.

– Ну, конечно же! — воскликнула сестра Марианна Питере, приступая к делу. Вскоре она уже любовалась своей работой. — Я знаю вас. Вы управляющий отеля «Фалькомб», мистер Мэйн, не так ли? Я вас часто видела в баре. Однако я удивлена и польщена тем, что вы знаете мое имя. Уверена, вам знакомы имена всех посетительниц бара.

– Нет, только хорошеньких, — ответил я механически. Сюзанна оценила бы мою шутку, но Марианна лишь покраснела, от чего похорошела еще больше.

– Зачем вам этот маскарад? — спросила она. — Посетители забросали жалобами?

Мне было не по себе оттого, что девушка разгадала тайну дурацкой выдумки Страттона с гримом.

– Да нет. Просто я спешил на репетицию любительского спектакля, — сказал я небрежно.

– И что же с вами случилось? — полюбопытствовала Марианна.

– Не помню. Я долго был без сознания. Должно быть, прищемил пальцы дверцей вездехода и от боли потерял сознание. Она заботливо и с сочувствием смотрела на меня.

– Знаете… — нерешительно начала она. — Вы лишились первых фаланг на двух пальцах.