Дмитрий Колодан: Мифы мегаполиса (тематическая антология)

Иванихину было не по себе. Пульс отдавался в висках. Губы пересохли.

Он подумал, что надо было еще от порога окликнуть: «Есть тут кто?» — а не переть дуром по чужой собственности. Но кричать было неловко, да и как-то… жутковато, что ли? А возвращаться — глупо. Так что он двигался на свет, как медленный упорный мотылек, и наконец, обогнув очередной стеллаж, вышел в обитаемые места.

Здесь между грудой пыльных мешков с чем-то сыпучим и пирамидой жестянок разного размера — банок с краской, что ли стояли конторский стол, пара стульев и сложенное кресло-кровать. Вся мебель, особенно кресло, видала лучшие дни. Путеводная звезда, которая завлекла Иванихина сюда, обернулась настольной лампой без абажура.

По ту сторону стола в кресле, повернутый к Иванихину в профиль, сидел рослый, непомерно плечистый человек в драном ватнике и вроде бы спал.

Иванихин пригляделся.

Сначала ему показалось, что это знакомый охранник — тот, который еще во время его первого визита в приемный пункт уверенно направил робеющего Иванихина на выход.

Потом Иванихин понял, что так оно и есть, — но этого мало. Было в суровых чертах что-то еще более знакомое, болезненно неуместное, никак не желающее всплывать из памяти…

Охранник шевельнулся, открыл глаз.

— Садись, Сергеич, — сказал он ровным, без интонаций, машинным голосом. — Выпей со мной.

Иванихин обессиленно рухнул на стул. Он вспомнил.

Напротив него, не смущаясь окружающей обстановки, сидел американский актер Арнольд по фамилии Шварценеггер, что, как Иванихин где-то когда-то случайно услыхал, означало «дважды черный».

«Черный, черный человек», — мелькнуло читанное давным-давно у Есенина — помимо обязательной программы, из школярского вольнодумства.

Арнольд повернулся в фас, и Иванихин понял, что видит заокеанскую звезду в роли не Конана, но киборга. Терминатора то есть. Времен конца первого фильма из одноименной серии.

Доселе скрытый от Иванихина второй профиль охранника не был человеческим. Отсутствие кожи на этой половине лица открывало металлический череп строгих пропорций. В глазнице светился и пульсировал багровый шар. Несколько секунд Терминатор в упор разглядывал Иванихина обоими глазами — от киборгова ока, казалось, исходил жар, — затем неожиданно подмигнул ему вторым, человечьим.

Пока Иванихин моргал, пытаясь сообразить, не показалось ли ему, — а заодно понять, что это все вообще значит, — Арнольд вытащил из-под стола трехлитровую банку, до краев наполненную чем-то мутновато-прозрачным. Ухватив банку двумя пальцами за горлышко, он недрогнувшей рукой налил два граненых стакана точнехонько до половины и довольно хмыкнул.

— Мой глаз йесть бриллиант, — сообщил он с сильным американским акцентом. — Как гоуворьят, за вашье здоровье.

— Самогон? — обреченно спросил Иванихин.

— Пей, пока наливают, — буркнул Терминатор. Интонации были очень человеческие, и даже акцент куда-то пропал.

Иванихин вдруг понял, как он устал. Устал надеяться, бояться, удивляться, не понимать, мучиться вопросами, бороться с самим собой… Ну самогон. Ну киборг. А идите вы все!..

Он зажмурился, затаил дыхание и единым махом хлопнул полстакана. Выдохнул. Разжмурился обратно.

Сквозь проступившие слезы Иванихин с трудом разглядел Терминатора, который бесстрастно протягивал ему вилку с наколотым мятым огурцом.

Иванихин зажевал.

От выпитого стало горячо изнутри, а окружающее слегка закачалось. И еще он с изумлением ощутил, как расслабляется мерзкий тугой комок, в который, оказывается, давным-давно скрутились его кишки, или желудок, или что там еще у человека может скрутиться. Сделалось спокойно и несуетно.

— А я слышал, вы вроде в губернаторы подались, — вспомнил вдруг Иванихин. — Как же так?

— Это не я, — покачал головой Терминатор. — Это он.

— Конан, что ли? — понимающе кивнул Иванихин.

— Нет, — строго сказал киборг. — Конан тут вообще ни при чем. Ты думаешь, я кто?

— Вы… этот, — неуверенно произнес Иванихин. — Ну, в смысле тот…

Он с ужасом понял, что забыл фамилию иностранца. Ему стало стыдно, как в школе, когда вызывали к доске отвечать перед классом невыученный урок. Но что-то говорить надо было, и он решился.

— Вы — Черный человек! — выпалил Иванихин. — Ну, как у Есенина. «Где-то плачет ночная зловещая птица. Вот опять этот черный на кресло мое садится…»

Терминатор одобрительно посмотрел на Иванихина и откинулся на спинку. Кресло придушенно хрюкнуло, сопротивляясь натиску могучей спины.