Михаил Ахманов - Бойцы Данвейта

– Корабль фаата, один из их гигантских звездолетов, – пояснил Вальдес. – Здесь он опустился в год Вторжения, и здесь его уничтожили, хотя пришельцы были сильнее всех космических флотов Земли. Теперь это памятник, Занту. Охраняется всеми странами нашего мира и ледяной антарктической пустыней.

Занту, прижимая к груди раковину, с ужасом смотрела на разбитый звездолет.

– Вы справились с нашествием… Как?

– На этот счет есть сорок версий и еще больше легенд и мифов. Кое-кто даже утверждает, что нам помогли – то ли пришелец из далекой галактики, то ли другие космические силы… Правда же – в архивах ОКС, и до сих пор засекречена. Даже я, боевой офицер и потомок героя, погибшего в войнах с фаата, ее не знаю. Может быть, Вождь Светлая Вода…

– Эти руины внушают мне ужас. – Виски Занту потемнели, она повела рукой, и башня отодвинулась, став тонкой черточкой на горизонте. – Уйдем отсюда. Я хочу взглянуть на теплый океан и ваши острова. Там жизнь, а здесь – только смерть!

Снежная равнина резво понеслась назад, промелькнул ледяной берег с черными точечками пингвиньих стай, серая поверхность моря и белые пушинки айсбергов. Затем вода начала постепенно голубеть, и вскоре Вальдес различил россыпь мелкой гальки – не иначе, как архипелаг Окленд. За ним возникла большая земля – разорванный посередине длинный сапог Новой Зеландии.

– Тут, – сказал Вальдес с широкой улыбкой, – тут, от сорокового градуса южной широты до сорокового северной, наши плавучие острова. Независимые земли Тихоокеанской Акватории, исключая твердую сушу, Фиджи, Новые Гебриды, Науру и прочие Гавайи. Тут моя родина, Занту. Остров на понтонах, пара метров насыпного грунта и синее море вокруг. Он где-то здесь. Думаю, чуть севернее, за архипелагом Самоа.

В поле зрения возникла россыпь островов. Меж ними не было двух похожих, хотя размерами и формой они почти не отличались. Эти параметры диктовала среда: круглый понтон, не имевший углов, был надежнее в бурю, а диаметр в двести-триста метров обеспечивал достаточное жизненное пространство. В остальном пейзажи островков зависели от прихоти хозяина и его финансовых возможностей: кто предпочитал бунгало, бревенчатый сруб или легкий домик-пузырь на холме, кто разводил в пруду тропических рыбок или засаживал остров цветущими кустами, кому-то были милее сосновая роща, банановые деревья либо крохотная плантация лавров, цитрусовых или пальм. Сверху острова казались пышными цветочными корзинками, разбросанными по сине-зеленому ковру, и, взирая на них, Вальдес подумал, что каждый – особый мирок, в чем-то похожий на астроиды лоона эо: в этом мирке тоже обосновалась одна семья, владевшая им и украшавшая по собственному вкусу.

– Ты говорил, что на твоем острове есть большое жилище, – промолвила Занту. – Взгляни, не это ли?

– Нет. Это семейное гнездо Джиаматти, наших соседей. Мы немного восточнее… вот так, правильно… Видишь островок с сосной? Такое дерево с пучками зеленых иголок вместо листьев… Спустись туда… ниже… еще ниже…

Сердце его замерло: он снова очутился дома. Струйка воды из опреснителя стекала в небольшой бассейн, трепетали на ветру листья пальм, поднималась, за кустами юкки и гибискуса, стена веранды с распахнутыми окнами, и он видел, как суетятся мать и сестры, прибирая со стола остатки завтрака. Они о чем-то говорили, но волшебный телескоп Занту звуков не передавал, ни журчанья воды, ни шелеста листвы, ни голосов. Впрочем, не составляло труда понять, что вспоминают его – и мать, и сестры поглядывали в небо и улыбались сквозь слезы.

Щеки Занту порозовели:

– Это твои женщины, Сергей Вальдес?

– Да. Та, что выглядит старше, – моя тальде, а две молодые – мои… – Он не знал, как назвать сестер, и пояснил: – Молодые – женщины моей крови. Тальде родила их после меня.

– Твои рини, – сказала Занту, и он запомнил новое слово. – У меня нет рини. Моя семейная группа не хочет иметь других потомков.

– Почему?

– Им не советовали. Могут проявиться генетические нарушения, такие же, как у меня. – Она теснее прижалась к Вальдесу и шепнула: – Ты никого не оставил на своем острове или каком-нибудь другом? Не тальде, не рини, а женщину, которая…

– Нет. Все мои женщины в космосе, как ты. Всех их я встретил в пустоте или на чужих планетах.

Вид изменился – они словно скользнули от поляны и дома сквозь бамбуковые заросли, очутившись на океанском берегу, где Вальдес знал и помнил каждый камень. Что там камень! Каждую ветвь на их единственной сосне, каждую трещинку коры, каждую пальму и побег бамбука… Он видел причал и рыболовный глайдер, к которому неторопливо направлялись пятеро мужчин, видел выпрыгивающих из воды дельфинов и старую купальню на краю понтона, обнесенную прочной сеткой от акул. Там резвились малыши, гоняли яркий мяч, иногда перебрасывая его через бортик загородки. Мяч тут же летел обратно, подброшенный в воздух дельфинами.