Михаил Ахманов - Бойцы Данвейта

– Не мелочись, Степан, – сказал Кро, выстукивая бронированными пальцами протеза марш десантников. – Сам знаешь, чем обмывают удачу. Я, кстати, в доле.

Птурс поскреб затылок и сунул в щель под столешницей свой кредитный медальон. Потом развернулся вместе с бочонком-табуретом, углядел за стойкой папашу Тука и помахал ему рукой:

– Эй, старина! Тащи пузыри на всю команду! Дюжину фляг с ширьяком и закуску! Сегодня платит «Ланселот». И птичку свою заведи, пусть почирикает.

От такой щедрости тощий смуглый Тук закатил антрацитовые глазки и цокнул языком. Затем, не мешкая, пошарил у стойки, и над ней вспыхнула голограмма, изображавшая большого пестрого попугая. Птица тут же перевернулась вниз головой и пронзительно заверещала: «Пиастры! Пиастры! Рром! Пиастры!»

То был знак предстоящего торжества, и к столу, где сидела тройка с «Ланселота», потянулись друзья-приятели, бывшие соратники и сослуживцы или просто знакомые. К данвейтской базе были приписаны восемь тысяч человек, корпус немалый, но все тут знали всех – в основном, еще по прежней службе. Шесть тысяч из восьми сражались в последней Войне Провала и числились теперь в патрульных, защищавших Голубую Зону на сорок светолет в любую сторону. Прочие бойцы, из местных либо с планет фронтира, входили в Конвои, которых на Данвейте было восемь, а на столичной базе – два, Врбы и Коркорана [10] Согласно традиции, Конвои назывались по фамилиям великих адмиралов, сражавшихся с фаата с двадцать первого по двадцать третий век. На Данвейте их было восемь: Конвои Литвина, Коркорана, Тимохина, Врбы, Райдера, Хиросиге, Сайкса и Вентури. Бейри, малым патрульным кораблям, обычно присваивали имена исторических или литературных персонажей, а более крупным штурмовикам – имена полководцев древности. . В отношениях между Патрулем и Конвоями имелись тонкости и даже определенная напряженность. Первые, офицеры флота, обычно уроженцы Солнечной системы, бороздили пустоту на правах охотников и, кроме твердой ставки, получали призы «с головы», то есть с каждой посудины дроми, которую удавалось настичь и распылить. Вторые, не обладавшие чинами и большим военным опытом, завербованные в земных колониях или на Данвейте, сопровождали караваны в дальних маршрутах и сидели на «рейсовых» – песо в день. Словом, Патруль был белой костью, а Конвои – черной, и иногда, после пятого стакана, об этом вспоминали.

На табурет рядом с Птурсом опустился Жакоб, бывший десантник, бывший пилот, бывший лейтенант-коммандер, кавалер Почетного Венка, двух медалей «За личное мужество» и ордена «Пояс Ориона». За ним подошли другие достойные люди, ветераны Флота Окраины: Ивар, Хайнс и Хлебников с «Трех мушкетеров», Фаустино с «Гарибальди», Борленги и Фуа с «Жанны д'Арк», Коутс, Лазарев, Татарский с «Капитана Блада», Понишек и Анастасис с «Марии Селесты», Юиро Асаи и Токугава с «Восходящего солнца». Вокруг сразу сделалось шумно и тесно, в воздухе поплыл табачный дым, с ним смешались эманации спиртного и крепкого дезодоранта, которым тянуло от Жакоба.

– С удачей, камерады, – провозгласил он, поднимая кружку.

– Да хранит вас Владыка Пустоты! – добавил Мариус Понишек.

– Пусть хранит всех нас, – уточнил Дик Коутс.

Подкатила тележка-робот с дюжиной глиняных фляжек, забулькал ширьяк, приплыла закуска на шести подносах. «Пиастры! – завопил попугай. – Гррот рр-расправить! Все на ррею, черрти!»

– Сколько их было? – поинтересовался Татарский. – Слышал я, чуть ли не целая эскадра.

– Трое. – Птурс с довольным видом погладил живот. – Двоих урыли с ходу, третьего взяли на абордаж. Три посудины и жмуриков с полсотни. Не бегать им больше по зеленым лужкам!

«Абордаж! – выкрикнул попугай. – Кррючья на боррт!» Асаи взял с блюда местный плод, видом похожий на апельсин, а вкусом – на свеклу, макнул его в блюдце с маринадом и спросил:

– На абордаж-то зачем? Размяться захотелось?

– Что я, контуженый? – откликнулся Птурс. – Тут, видишь, такое дело…

Он смолк, поймав свирепый взгляд Вальдеса. Все нюансы операции были переданы «Ланселотом» сервам-Регистраторам и Планировщику базы, искусственному интеллекту в командной башне. Кроме них никто не ведал о Занту, так что схватка «Ланселота» с дроми казалась хоть удачей, но событием в общем-то заурядным. Патрульным случалось биться против трех, четырех, пяти пиратских кораблей и одерживать над ними славные виктории. Тут все зависело от внезапности удара, искусства пилота и хладнокровия стрелков.