Кристофер Макнамара - Горец (2)

И когда ЭТО свершилось, трудно сказать, кто был потрясен более актеры или зрители. Пожалуй, все-таки актеры.

Холодный вихрь прошелся по сцене - между Гамлетом и Горацио на сцене возник человек.

Он появился буквально ниоткуда - и замер, остановившись в каком-то странно незавершенном движении. Потом рука его судорожно метнулась к левому боку, словно нащупывая эфес. Но пальцы сомкнулись в пустоте ничего не было сейчас у него на поясе...

Первыми из шока вышли зрители. В конце концов, театр ныне преподносил и не такие сюрпризы. И техника была, пригодная для организации "внезапных появлений", и режиссерский замысел вполне мог втиснуть в традиционно идущий спектакль такую вот фигуру. К тому же, одет незнакомец был примерно так же, как и актеры на сцене... Бог знает, за кого его приняла публика, быть может, даже за внезапно материализовавшегося "королевского скомороха". Во всяком случае она зааплодировала.

Но вот актеры... Тем, кто находился на сцене, пришлось куда труднее. И дело даже не в том, что появление незнакомца застало их врасплох.

Просто все трое совершенно точно видели, что на этом месте не было ни потайного люка, ни вообще ничего, кроме досок сцены.

Ничего...

- Бедный Йорик! Я знал его, Горацио... - исполнитель главной роли попытался сделать вид, что ничего не произошло.

Вновь появившийся опять-таки довольно странным движением ощупал свою шею.

- Ага, понимаю... - пробормотал он почти про себя - так тихо, что его услышал только могильщик, оцепеневший с заступом в руках.

- Понимаю... Я здесь погиб, и это, наверное, мой череп...

Незнакомец снова тронул свою шею, будто проверял, на месте ли голова.

- Меня зовут Рамирес! - сказал он вслух.

Зрители уже не просто аплодировали - по рядам прошел откровенный смех.

- Я знал его, Горацио! - голос "Гамлета" сорвался на откровенный визг, но артист продолжал придерживаться прежней тактики.

С минуту Рамирес присматривался к нему, потом снова вмешался в монолог:

- Простите, что я мешаю вашей столь занимательной... э-э-э... беседе, но ваш товарищ, по-моему, явно не способен вам отвечать...

- ...Вот здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз... - актер не отвлекался ни на что, но был уже в состоянии, близком к истерике.

Зрительный зал изнемогал от смеха.

- А все-таки, почему я вновь пришел в этот мир? - в уголках глаз Рамиреса разбегались веселые морщинки, но этот вопрос - не обращенный ни к кому конкретно - он явно задал всерьез.

- ...Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты?

"Гамлет" продолжал свой монолог, не соображая, что лишь нагнетает всеобщее веселье.

Рамирес посмотрел на него.

- Вы все-таки надеетесь, что он вам ответит? - спросил он с искренним сочувствием.

Это было последней каплей.

- Слушай, ты, дегенерат! - актер в ярости повернулся к нему. - Пошел ты!..

Тут он произнес нечто такое, чего Рамирес не понял - зато отлично поняли зрители, судя по их реакции.

Рамирес озадаченно сдвинул брови:

- Куда?

И тут он, совершенно независимо от происходящего вокруг, понял, что действительно должен куда-то идти, встретиться с кем-то... давно ему знакомым...

Это и было условием его нового Воскрешения...

Это чувство мелькнуло и тут-же пропало.

Одно можно сказать: актеру очень повезло, что его последние слова остались непонятыми.

На сцену из-за кулис выскочил режиссер. Он был вне себя от ярости.

- Это "Гамлет" или не "Гамлет"?! - вопил он. - Мы пьесу Шекспира играем или несем отсебятину?!

И тут он замер, наткнувшись взглядом на Рамиреса.

- Вы все перепутали, - вежливо пояснил тот. - Во-первых, "Гамлет" это не пьеса, а хроника. Во-вторых, написал ее не Шекспир, а Саксон Грамматик [реально существовавший автор XII века, впервые изложивший легенду о Гамлете]. Шекспир, кто бы он ни был, вряд ли будет писать пьесы: это фамилия потомственных воителей... ["shakespeare" в переводе "потрясающий копьем"]

И вдруг Рамирес замолчал. Потому что чувство, исчезнувшее было внезапно вернулось, заполняя все его существо.

Теперь он отчетливо слышал Зов...

- Прошу простить, но я вас покидаю. Меня действительно ждет далекая дорога... Позвольте... - и он вынул из ножен на боку совершенно обалдевшего принца Датского его шпагу.

Быстро, но с достаточной галантностью поклонившись рыдающим от хохота зрителям, Рамирес под шквал аплодисментов удалился со сцены.

27

Конан открыл глаза.

Да, Конан - теперь ему хотелось слышать свое имя именно таким.